Рыцарь, или Легенда о Михаиле Булгакове

В эту мёртвую паузу, всё сметая и скручивая, врывается новая, опять-таки нестерпимая боль. Елена Сергеевна возвращается из Лебедяни и сообщает абсолютно нелепую, невозможную вещь. В Лебедяни она получает от военачальника-мужа письмо, причём каким-то фантастическим образом: письмо прямо сверху упало, оказалось впоследствии, что бросил в открытую форточку почтальон, поленившийся в дом заходить. Предчувствуя, что таким способом письма падают не к добру, она решает прочитать письмо без детей. При этом нигде во всей Лебедяни ни малейшего укромного уголка. Наконец она запирается в деревянной будке уборной. Солнце бьётся сквозь широкие щели кое-как приколоченных досок. Сытые мухи жирно жужжат. В этой тесной неприютной кабине она и читает письмо. На волю муж отпускает её, признает, что кругом виноват, просит разрешения навестить её в Лебедяни, умоляет, чтобы она с детьми хотя бы в его доме осталась, всегда бы с ним рядом была, в общем, кисейная барышня в военном мундире, ничего нового на все времена, ибо так вечно рассуждают все суслики в брюках, нищие духом. А вот уж что глупо, даже гадко до слёз: она соглашается, соглашается после клятвы своей, что он умрёт у неё на руках!

Он бледнеет. Он спрашивает тихо, без сил:

   — Ты что, с ума сошла?

Она ломает руки и плачет:

   — Дура я, дура!

Слава Богу, муж её в Сочи. Михаил Афанасьевич решается обратиться к кисейной барышне в военном мундире как мужчина к мужчине, тоже на все времена известный мотив:

“Дорогой Евгений Александрович, я виделся с Еленой Сергеевной по её вызову и мы объяснились с нею, Мы любим друг друга так же, как любили раньше. И мы хотим по...”

На этом месте письмо обрывается. Может быть, это был черновик, может быть, он просто не решается отправить такого рода письмо. В свою очередь военачальнику-мужу пишет Елена Сергеевна, он только приписывает:

“Дорогой Евгений Александрович, пройдите мимо нашего счастья...”

Евгений Александрович отвечает жене и так же приписывает несколько слов для него:

“Михаил Афанасьевич, то, что я делаю, я делаю не для Вас, а для Елены Сергеевны...”

Он снова бледнеет, точно ему влепили пощёчину.

После многих усилий военачальник обретает всё-таки мужество и решается на разрыв, как можно судить по тому, что он для какого-то чёрта извещает об этом родителей Елены Сергеевны, суслик он суслик и есть:

“Дорогие Александра Александровна и Сергей Маркович! Когда Вы получите это письмо, мы с Еленой Сергеевной уже не будем мужем и женой. Мне хочется, чтобы Вы правильно поняли то, что произошло. Я ни в чём не обвиняю Елену Сергеевну и считаю, что она поступила правильно и честно. Наш брак, столь счастливый в прошлом, пришёл к своему естественному концу. Мы исчерпали друг друга, каждый давая другому то, на что был способен, и в дальнейшем (даже если бы не разыгралась вся эта история) была бы монотонная совместная жизнь, больше по привычке, чем по действительно взаимному влечению к её продолжению. Раз у Люси родилось серьёзное и глубокое чувство к другому человеку, — она поступила правильно, что не пожертвовала им...”

В общем, человек порядочный, благородный, разумный, однако слабый духом до низости, испорченный службой, на которой ему позволяется чуть ли не всё, если не рассчитывающий на то, что родители всполошатся и наставят Люсю на путь истинный. Однако родители Елены Сергеевны принадлежат к числу по-старинному интеллигентных людей, то есть порядочных и благородных не только по внешности, но и по самому складу души, а потому и не берутся взрослую Люсю ни на какой путь наставлять. Тогда, извергнув эти в известной мере искренние, даже благоразумные строки, красный воин делит детей, причём старшего, десятилетнего Женю, оставляет себе, а Елене Сергеевне разрешает взять с собой только Серёжу. И настаивает, чтобы Елена Сергеевна сама поговорила с остающимся сыном и объяснила, по каким причинам оставляет его. И требует, чтобы Михаил Афанасьевич явился к нему для какого-то уж последнего разговора. И ставит условие, чтобы мужчины остались дома одни. Елена Сергеевна прячется на противоположной стороне переулка, за воротами церкви, которую новая власть не успела снести. Она видит, как понурый и бледный Михаил Афанасьевич входит в подъезд. О чём они говорят, неизвестно. Ясно только одно: бывший муж уговаривает, будущий муж стоит на своём, этакая грязненькая торговлишка пылью сорит. Наконец красный воин вырывает из кобуры револьвер и целит в упор, видимо, позабыв, что сам, и не так уж давно, отбил жену у своего адъютанта. И бывший военврач белой армии, а ныне опальный писатель, бледный, как полотно, наблюдая под самым носом эту паскудную чёрную дырку, находит в себе мужество произнести негромко и сдержанно, поскольку и в самом деле слишком много и часто пугали его:

   — Не станете же вы стрелять в безоружного? Дуэль — пожалуйста!

Прячется револьвер. Елена Сергеевна всё-таки обретает свободу.