Рыжий

Очень скоро мы выяснили, что по меньшей мере два или три раза судьба сводила нас в одних и тех же районах и в одно и то же время. Только по разные стороны войны. Это казалось невероятным, но так было.

- Уезд Сурхруд, - говорил он.

- А кишлак назывался - Балабаг, - подсказывал я.

- Точно, – придвигался он ко мне, и его прежде холодные глаза теплели. – Это был август, нет – сентябрь 87-го.

- И я ведь мог тебя подстрелить.

- Но журналисты не носят оружия и не стреляют в людей.

Наши носили, подумал я, но вслух ничего не сказал. Нам еще предстояло очень многое объяснить друг другу. Но не сейчас. Не сразу.

Помню, в тот вечер меня более всего поразило, что он так много раз нелегально пересекал афганскую границу. Это не укладывалось в сознании. У нас журналист, единожды побывавший в Афганистане - вполне легально, ничем особо не рискуя, – уже считал себя храбрецом. И окружающие посматривали на него с интересом: ну, дает! А тут западный человек – и не супермен какой-нибудь, не агент 007 – тайно, по горным тропам пробирался в охваченную войной чужую страну и подолгу жил в этой стране, работал, рискуя погибнуть каждый час, каждую секунду, каждое мгновение.

А уж я-то знал, как рисковал Рори Пек. Я хорошо помнил ту охоту, которую устраивали наши спецслужбы, наши военные и афганская госбезопасность на западных граждан, если те обнаруживались в пределах ДРА. Нам на протяжении всей войны требовалось предъявить миру доказательства западной поддержки партизан. Во что бы то ни стало выложить на стол факты: с Советским Союзом сражаются не дремучие моджахеды, нет, против него ополчился весь Запад – с его деньгами, оружием, инструкторами, наемниками, советниками. Но этот чертов Запад тонко работал. Оружие партизанам поставлялось в основном советского производства – закупленное в третьих странах. Деньги? Они, как известно, не пахнут. Попробуй докажи, откуда у Масуда деньги. Наемники и советники? Как хотелось нашим изловить хотя бы одного. Вся агентурная сеть была нацелена на это. Увы… Однажды под Кандагаром подстрелили американского корреспондента. Однажды в засаду попал французский тележурналист. Вот и все. А охотились за этой публикой девять лет. Изо дня в день. И ловушки были расставлены повсюду.

Поэтому, едва начав разговаривать с Рори, я понял, что он совершенно необыкновенный человек. Я был поражен его скупыми рассказами. Конечно, сказалось и мое недавнее прошлое: я тогда многое оценивал сквозь него – и людей, и их слова, и их поступки, не остыл еще.

На следующий вечер мы уже сели поодаль от всех, чтобы поговорить подробнее. Первоначальные эмоции улеглись. Теперь я хотел расспросить Рори о наших пленных. Советские войска два года назад покинули Афганистан. Но где-то там, в горах и пещерах, все еще продолжали томиться солдаты, по разным причинам оказавшиеся заложниками партизан. Сколько их было? Точной цифры никто не знал. Говорили о пропавших без вести – называли при этом триста человек. Но кто из них жив? Где они? В моей стране только совсем недавно стали в открытую говорить об этом. Прежде тема солдат, оказавшихся в плену, была запретной – так повелось еще со сталинских времен.

- Да, - сказал Рори Пек, жестко глядя на меня, - я встречал ваших парней. В Панджшере и в других местах. Вы бросили их.

По его словам, участь пленных была ужасной. Те моджахеды, которые относились к «непримиримым», не церемонились с ними: офицеров убивали, сначала подвергнув их страшным пыткам, а солдат сажали на цепь, тоже обрекая на смерть – только медленную. «Умеренные» относились к пленникам погуманнее: пытались обратить их в ислам, использовали на разных работах. Первый раз встретившись с этими несчастными, Рори был потрясен. Он подолгу беседовал с нашими солдатами, записывал адреса их родных в Союзе, а затем через Международный Красный Крест пытался наладить переписку. Он покупал им еду и сигареты. Подбадривал.

Странно, но питавший вполне определенные чувства к советской армии, он не испытывал к этим людям ни капли злорадства. Только жалость и сострадание. Они уже не были врагами его друзей. К тому же он знал: империя бросила их на произвол судьбы. Никто не пытался их спасти. Никому не было до них никакого дела. Их вычеркнули из списков, родственникам сообщили «пропал без вести» и все. Нет человека – нет проблемы.

- Я не понимаю, – говорил он, буравя меня своими холодными глазами, – почему вы забыли этих людей? Кто-то же должен им помочь!

Давно я не чувствовал себя так неуютно, как в тот вечер. Да, наше огромное государство предало солдат, которых само же отправило воевать в чужую страну. В афганских горах и пустынях оно не смогло обеспечить их безопасность, а потом и вовсе отвернулось от них, попавших в беду.

Рори Пек стал для многих из них надеждой.

В тот вечер у меня родилась идея. Но я еще не решился высказать ее своему новому приятелю.

А наш табор в «Аль Рашиде» взбудоражили тревожные слухи: американцы с союзниками вот-вот должны начать сухопутную операцию в Ираке.