«С французской книжкою в руках…». Статьи об истории литературы и практике перевода

В более поздней статье Фокин совершенно справедливо указывает на то, что фигура Бодлера-декадента – не более чем легенда, «единодушно слагавшаяся в разноязычных и разноречивых литературах и философии Франции и России, Германии и Италии в эпоху fin de siècle, или „гибели богов“» [Фокин 2016: 62]. Но при этом он на протяжении всей статьи употребляет слово «декаданс» и даже утверждает, что этот самый декаданс «становился в середине 60‐х годов во Франции литературной модой» [Фокин 2016: 67]. Между тем в этот период слово décadence, напротив, служило ярлыком или клеймом, которым критики консервативных вкусов метили неугодных им авторов, в частности самого Бодлера. Критик Арман де Понмартен, например, писал о нем в том же 1857 году, когда созданы «Новые заметки об Эдгаре По»: «Самое любопытное, что Флоберы и Бодлеры злятся, когда их продукцию именуют упадком (décadence); о да, они правы, это даже не упадок, это оргия»[278] [Guyaux 2007: 174]. Еще в 1877 году слово décadence служит Барбе д’Оревийи для того, чтобы назвать Виктора Гюго – автора романов, погрязших в материализме и мелочных деталях, разом и «чудовищных, и вульгарных», – «императором нашего литературного упадка (décadence)», и современный исследователь комментирует: «Барбе не предвидел, что décadence <…> сделается искусством жизни или по крайней мере модой и будет стремиться к идеалу и даже к идеализму» [Laster 1983: 100]. Таковым «декаданс» сделался только в 1880‐е годы, когда «болезнь конца века», пребывание en décadence стало источником творчества, хотя автор специальной работы на эту тему уточняет, что décadence – не школа с манифестом, не движение с определенным главой, а состояние умов [Palacio 2011].

На мой взгляд, переводя décadence в текстах Бодлера как «декаданс» или «декадентство», мы лишь укрепляем легенду о Бодлере-декаденте. Отношение Бодлера к décadence было сложнее простой констатации того печального факта, что стареющий мир близится к упадку; но от этого упадок не переставал быть упадком и не превращался в его статьях в полноценную эстетическую категорию.

Разумеется, было бы нелепо призывать к исключению слова «декаданс» из переводов. Хотя, по мнению М. Гаспарова, в конце XIX века «слова „декаданс“, „упадочничество“ <…> определенного терминологического значения не получили и ничьим самоназванием не сделались» [Гаспаров 2022: 352], тем не менее слово это в русском языке с конца позапрошлого столетия присутствует. Некоторые литераторы того времени употребляли его без оговорок. Так, свидетель и участник литературного процесса в 1914 году вспоминает:

Тогда, лет 20 тому назад, возникло то литературное движение, которое было встречено так неодобрительно, так недоброжелательно, то, которое получило название «декаданса», «модернизма», быть может, и некоторые другие еще названия [Сологуб 1914].

Однако другие авторы того времени, помня о французском значении «декаданса», считали нужным продублировать его «упадком». Характерно одно из первых употреблений слова «декаданс», указанное в Национальном корпусе русского языка: «Это уже декаданс декаданса, упадок упадка и нельзя не возблагодарить за него Создателя»[279] [Чуковский 1903]. И сходное желание продублировать галлицизм русским словом проявляется в научных трудах современных российских исследователей. Так, диссертация И. Покидченко [Покидченко 2018] называется «Феномен декаданса в европейской культуре второй половины XIX – начала XX века», но внутри своего текста диссертантка регулярно употребляет дублеты: «декаданс (упадок)» или «упадок (декаданс)»[280]. Сходным образом и автор отдельной статьи о «семантике концепта „décadence“», хотя и вкладывает в уста Бодлера и Готье слово «декаданс», постоянно вынуждена употреблять рядом синонимы: «упадок», «распад», «деградация» [Брагина 2016].

Отдельный вопрос – применение слова «декаданс» в русских работах о позднелатинской литературе. Не входя в подробное его рассмотрение, отмечу, что такие знатоки одновременно и этой литературы, и русского языка, как Аверинцев и Гаспаров, предпочитали обходиться без него[281]. Что же касается многочисленных работ по истории русской и зарубежной литературы конца XIX века, в них слово «декаданс» для обозначения определенного состояния европейской культуры употребляется без всяких оговорок, и я, повторяю, вовсе не предлагаю его упразднить. Я предлагаю только не вводить «декаданс» в русские переводы раньше времени и помнить о том, что до определенного момента слово décadence означало для французских авторов не что иное, как упадок, относить ли это к культуре вообще или же конкретно к позднелатинской литературе – периоду упадка классической римской культуры.