Это означало, что все шесть сотен полка, идя каждая во взводной колонне, должны построить развернутый строй полка, оставаясь, каждая, в своей взводной колонне. И сотни, не ожидая исполнительной команды МАРШ-МАРШ! —-широким наметом бросились на уровень головной сотни, — дали этот строй, имея интервалы между собой расстоянием в один взвод.
Таким строем Корниловский полк выскочил на самое плато. Обоз красных, красноармейцы, кто как попало, без дорог, сплошной саранчой — скакали-бежали перед нами на юг. Само село Спицевка было уже севернее нас. Мы его отрезали...
— ШАШКИ-И К БО-О-Ю-У! — прорезал раннее утро, еще до восхода солнца, пылкий Бабиев, и сотни, впопыхах и как попало, блеснули своими обнаженными клинками. Красные драпанули сильнее. Подняв шашку вверх, как предварительный знак для новой команды, он наклонил ее в сторону красных и зычно, коротко, выкрикнул: — В АТАКУ!
По перестроению полка «в линию колонн» — штаб полка оказался на левом фланге. И когда сотни бросились в карьер — Бабиев, повернув голову к сотням, высоким фальцетом, поверх их голов, прокричал протяжно:
— А-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-РЯ-А-А!..
Так кричали-алкали курды на Турецком фронте, когда нужно было дать тревожную весть «своим» через далекое пространство или когда шли в атаку, т. е. — для бодрости, возбуждая друг друга.
Прокричав это, он остановил своего коня, весело смотря на несущихся вперед своих казаков. Несколько секунд и — все перемешалось: конные казаки, красноармейцы, беженцы, многочисленные подводы. И все это широко раскинулось на плато. Многие красноармейцы и подводы повернули назад и бросились к селу. Но не дошли... Все было отрезано и полностью захвачено. На тех же, кто успел проскочить на юг, — на них обрушился 1-й Линейный полк. Поле боя затихло, словно и не было боя. Все подводы остановились. Это не был военный обоз, а подводы с беженцами, нагруженные доверху разным имуществом. Красноармейцы побросали винтовки и сгрудились к подводам. А казаки... одни переседлывали лошадей, меняя своих на свежих беженских, другие сидели на возах, шашками резали веревки и рылись в узлах разного барахла... и только немногие гнали обозы и пленных, почему-то к Спицевке, видимо, считая, что оно уже «наше». Бабиев явно торжествовал, вкушая полную победу, и словно давал своим казакам право тут же воспользоваться кто чем может, за общий успех. Подвод и красноармейцев было так много, что казаков полка было мало видно. Позади нас стояло только 12 ординарцев от сотен и наши два вестовых. Это был весь резерв полка. О случаях, что красноармейцы хватали свои винтовки и стреляли в разрозненных казаков, мы слышали. Все это меня волновало и совершенно не нравилось. Оглянувшись в сторону линейцев, я увидел: на кургане, верхом, стоял полковник Мурзаев и смотрел на юг, куда за бугор скрылся его полк.
«Ну, чего он это стоит один-одинешенек? — промелькнула тревожная мысль. — Любой красноармеец, схватив с земли винтовку, свалит его с коня!» — думаю я.
Бабиев, при своей пылкости — мог быть и беспечным, о чем я хорошо знал.
— Мурат! Надо собрать полк, — говорю ему.
— Ну, чиво там... пусть казаки позабавятся, — отвечает он с улыбкой.
— Красноармейцы могут схватить винтовки и по разрозненным казакам, того... — предупреждаю его.
— Ну, если хочешь, то скачи и дай команду командирам сотен, — все так же беспечно и весело сказал он.
Повернув коня вправо, широким наметом скачу к этой гуще людей. Первым мне попадается командир 2-й сотни сотник Лебедев. Он стоит беспомощно в этом хаосе, и возле него только казак с сотенным значком и его вестовой.
— Где Ваша сотня, Пантелей? — кричу ему. А он, вздернув плечами, рукой показал на своего значкового, дескать, — вот и вся моя сотня.
— Собирайте сотню! — не останавливаясь, бросил этому молодецкому офицеру и, скача дальше, кричу: — Корниловцы, к своим значкам! Корниловцы к своим значкам!
Вижу, из села Спицевка двигаются на нас две густых цепи пехоты. «Наши, — мелькнула мысль. — Значит, село уже взято», — успокаиваюсь. А потом пронеслось в голове: «Но у нас же не было пехоты? Откуда же она? Возможно — генерала Казановича?» И вдруг, словно гром среди ясного дня, — по всей этой массе «заговорили пулеметы» и неприятный шипящий полет пуль пронизал все наше поле боя. Ах, какой он неприятный, этот пулеметный огонь, такой неожиданный и на таком близком расстоянии! И он словно электрическим током пронесся по всему полю. Казаки сразу же поняли все... Они поняли, что надо уходить; надо как можно скорее извлечь с поля боя «живых людей», т. е. пленных. Их надо как можно скорее изолировать от брошенных на землю винтовок и от подвод с оружием. Стегая плетьми, они гонят группы людей и подводы на восток, к тому пути, по которому шел полк. Все сразу же опомнились и бросились к своим сотенным значкам и офицерам. Огонь из цепей повторился и заговорил «по-настоящему». Пленные красноармейцы, с перекошенными от страха лицами, попадали на землю, оглядываются на свои винтовки. Беженцы соскочили с подвод и прячутся под ними. Момент