С Корниловским конным

— Николай Павлович — все ли офицеры произведены в следующие чины, в которые были представлены?

— Абсолютно все, господин полковник! — рубит он вновь меня словом «полковник», как бы получая от этого удовольствие. И в доказательство — повел горизонтально рукой.

Я смотрю на его погоны, — и они у него уже без трех звездочек славного чина сотника. Он был уже в погонах есаула. Я отлично знаю, кто представлен из сотников в есаулы, и они находятся здесь, но еще в старых погонах. Малыхин же купил себе погоны есаула уже в Екатеринодаре.

— Так почему же новые есаулы еще в погонах сотнг-ка?! — кричу всем.

Это был сигнал. Их тут же окружили, выхватили кинжалы и... сорвали звездочки благородного сотника, который стоял часовым даже у гроба Господня.

Все с удовольствием поддались «этому насилию», и только экономный сотник Васильев выкрикнул: «осторожнее — чтобы погоны не испортить!» В есаулы произведены и отсутствующие сотники Клерже и Пухальский. Остальных не помню. Малыхин же не унимается. Сделав лицо серьезным и взяв под козырек, произносит:

— Позвольте Вам, ото всех офицеров полка, преподнести погоны полковника!

И, достав из-за борта черкески, — протягивает мне их. Малыхин был умный и понимающий офицер.

Я беру погоны и смотрю на них. И мне стало почему-то грустно. Я почувствовал, что это еще рано для меня, для моих 26 лет от роду. Ведь я должен теперь посолиднеть, т. е. постареть, когда душа так еще молода! К тому же — я еще не насладился чином и есаула! И чин есаула для меня был солиден! А вот теперь я полковник. И, может быть, и конец карьеры? И так скоро?!

— Ну, господа, а теперь на обед ко мне! — говорю всем и мы, перейдя улицу, — были в своем штабе полка.

— Дайте приказ по войску о производстве, — говорю я Малыхину, когда сели за стол.

— Приказа еще нет, господин полковник, — вдруг отвечает Малыхин.

— Как, т. е., нет? — удивленно спрашиваю его.

И он при всех докладывает:

«После утверждения начальником нашей дивизии генералом Бабиевым — он со всеми наградными листами прибыл в Екатеринодар, представился с ними лично походному атаману генералу Науменко; последний так же утвердил их и представил в Войсковой штаб на подпись Войсковому атаману генералу Филимонову, от которого зависело производство. Но так как подходил праздник Святой Пасхи, то по техническим причинам — приказ о производстве отпечатан не был. Он выйдет официально только на 4-й день Пасхи, 12 апреля.

Меня это удивило. Не верить Малыхину я не мог, как официальному лицу по должности полкового адъютанта, но не мог я признать «на слово» производство своих офицеров и себя, почему — возвратил тут же ему свои погоны полковника. Это немного огорчило офицеров, так как они, не имея приказа по войску, должны оставаться в прежних чинах. А произведенных было не меньше тридцати человек. Но — приказ по войску действительно вышел на 4-й день Святой Пасхи, 12 апреля 1919 г., который и был получен в полку своевременно.

Святая Пасха на Маныче в 1919 г.

На этом собрании командиры сотен доложили мне, что казаки хотят быть на церковном богослужении и услышать в полночь из уст священника радостное и торжественное — «Христос Воскресе!»

Этот вопрос был нелегкий. Противник был от нас в 12 верстах, за Манычем. Астраханский мост через реку находился в руках красных, следовательно, инициатива нападения была также в руках красных. Им ничего не стоило перейти Маныч, и конной массой, пройдя по сухому ровному полю 12 верст, — напасть на нас, врасплох. И мы ждали этого нападения именно в ночь под Святую Пасху, когда душа верующего казачества будет в молитвах нестись к Богу, а следовательно, будет расслаблена воля, а они, безбожники, в сатанинской ненависти к Богу — только усилят свой порыв.

Поскакал к Бабиеву. Он разрешил полку быть в церкви, но быть в ней в полной боевой готовности. К 11 часам ночи Корниловский полк численностью до 400 казаков со всеми командами, в конном строе, прибыл на церковную площадь села и построился в резервную колонну. Восемь пулеметов сотника Мартыненко расположились вокруг полка, направив дула пулеметов по всем расходящимся от площади улицам. Мартыненко приказано быть все время только при пулеметах, в церковь не входить и быть в полной готовности ко всяким неожиданностям.

Половине полка, трем сотням, спешившись и держа лошадей в поводу, — быть также в полной боевой готовности. Другая половина полка, сбатовав лошадей, со своими офицерами и с винтовками в руках, вошла в церковь, став строем в несколько шеренг. Казакам разрешено стоять в положении «вольно», но быть начеку. В черкесках, с винтовками в руках, гуськом, свыше 150 казаков вошли в церковь. Они должны простоять полслужбы и потом заменить те три сотни, которые остались на площади.

Село Дивное было большое и богатое. Просторная церковь. Празднично нарядная толпа зрителей, в особенности крестьянок, с зажженными свечами в руках — удивленно посмотрели на вооруженных казаков в святой церкви, но, видимо, поняли, что идет война, так надо — спокойно продолжали молиться.