С той поры, как ветер слушает нас

Пульсирующий вихрь настиг его самолёт на мгновение раньше. Рычаг ушёл до упора, однако обтекатель остался на месте, и Рафаэль понял – это смерть.

Самолёт рвануло вверх, бросило вниз. Он ударился лицом о приборную доску, выругался. Какие-то доли секунды вокруг была сплошная тьма, затем стены мрака раздвинулись, и вверху показалась голубая колеблющаяся дыра свирепый глаз торнадо, от «взгляда» которого застыла кровь, а руки сами бросили штурвал.

Кабина как-то странно задребезжала.

«Разваливается... Всё!» – мельком отметило сознание.

И вдруг Маленький Рафаэль понял, что это – смех! Огромный, вездесущий, от которого сотрясается скорлупа самолёта.

– И это ты? – спросил его густой сильный Голос, в котором прорывались шипение и свист ветра. Голос тоже шёл отовсюду. – Капля ума, чью ауру я почти не вижу? Ты бесполезнее даже этих глупых облаков, что толкутся в небе. И ты, ничтожество, владел Марией?!

Маленький Рафаэль почувствовал: ещё немного – и он сойдёт с ума. От ужаса, непонимания происходящего. И всё же какая-то здравомыслящая клеточка подсказала ему: надо отвечать. Пока будет продолжаться этот фантастический диалог то ли с небом, то ли с ветром, держащим в плену его самолёт, до тех пор будет надежда на спасение. Пусть крошечная, микроскопическая – другой нет.

Он облизнул пересохшие губы, с трудом разлепляя рот, сказал:

– Она... она любила меня...

– Врёшь! – гневно пророкотал Голос. – Не любила, не любит и уже никогда не будет любить. Смотри!

Бешено вращающиеся стены воронки на миг сомкнулись, самолёт тряхнуло, заскрежетал металл, и крылья... исчезли. Их оторвали с такой же лёгкостью, с какой Рафаэль обрывал в детстве крылья бабочкам.

– Я не сделал Марии зла, – прохрипел он, понимая, что всё равно обречён.

– Ты недостоин её. Ты просто лишний, – прервал его Голос. – От тебя исходит столько страха, что я задыхаюсь в его зловонии. Ты уже не человек, ты – падаль.

– Кто ты? – Маленький Рафаэль заплакал. – Зачем я тебе понадобился? За что ты хочешь меня убить? И при чём здесь Мария? Таких, как она, тысячи. Десятки тысяч... Я уеду. Я немедленно уеду... Если она тебе нужна, бери её... Только не убивай!

Неземной жуткий смех опять потряс обломок самолёта.

– Вот цена твоих чувств, ничтожество... Когда-то ты рвался в небо, считал, что только полёт даёт ощущение счастья. Когда-то ты был человеком... Я дарю тебе сегодня настоящий полёт. Лети, ничтожество!

Яростный глаз смерча сместился в сторону вместе с воронкой. Остались лишь суровая каменность тучи над головой, близкая земля и внезапная тишина.

В следующий миг фиолетовая громада тучи перемешалась, с плоскостью земли, замелькала перед глазами полумёртвого от страха Рафаэля.

Обломок его самолёта падал на прибрежные скалы.

– Отложите бежевое и вон то, с декольте, – сказала Мария продавцу. – Я пришлю за ними вечером.

Мария, как математик, давно открыла для себя аксиому: «Достоинство женщины прямо пропорционально её покупательским возможностям».

Она прошла десятка полтора магазинов, но купила только помаду и пляжный махровый халат.

Ещё несколько вещей – дорогих и красивых, в том числе серёжки с шестью небольшими бриллиантами – отобрала, прекрасно понимая, что выкупить их не на что. Такие «покупки», выражаясь опять же языком математики, Мария называла «мнимыми величинами». Это как дорогие духи: купить не купила, но понюхала, и ещё долго тебя сопровождает тонкий запах от «Диора».

Возле магазина «Подарки» Мария лицом к лицу столкнулась с Хомячком.

Доктор был нагружен покупками.

– О, соперница Пекоса Билла! – обрадовался он, жадно осматривая Марию. – Вы очаровательны! Какой контраст: загорелая кожа и нечто белое, кисейное, от которого мужское воображение вспыхивает словно порох. Как вы себя чувствуете?

– Вашими молитвами, доктор, – весело ответила Мария.

– А вы молодец, – похвалил её Хомячок. – Из в общем-то заурядного происшествия сделать себе рекламу на полполосы... Неплохо придумано. И фото отличное. Вы на нём как дева Мария – святость, порыв и тайна в одном лице. Вам теперь, наверное, в городе прохода не дают?

– Я поняла ваш намёк, доктор, – засмеялась Мария. – Извините, но на роль святого духа вы явно не подходите.

– Жаль, жаль... – Хомячок даже языком прищёлкнул. – Вы меня явно недооцениваете, сударыня. Ну что ж... Сердцем остаюсь с вами, а бренному телу, увы, пора.

Доктор откланялся.

«Насчёт бренного тела он прав, – подумала Мария, высматривая телефон-автомат. – Смерч – это, конечно, возвышенно. Это даже прекрасно и удивительно, но второй день питаться консервами, ездить на косу и витать в облаках... Нет... Надо сегодня же завалиться в хороший ресторан. Для Рафа, кстати, повод оправдаться. Пусть послужит...»

Она позвонила в гостиницу.

Портье сказал, что Маленький Рафаэль утром уехал на аэродром лётного клуба и пока ещё не возвратился.

«Тем хуже для тебя, Раф, – улыбнулась Мария. – Мне остаётся зайти в ресторан, заказать лимонад и выбрать из десятка претендентов достойного. Ты сам виноват, Раф. То выглядываешь своё счастье, спрятавшись в кустах, то ищешь его в небе».