С войной не шутят

— Задерживать меня на две недели не имеете права! — нарушитель побледнел, облизнул влажным красным языком губы. Подкован он был неплохо, уголовный кодекс прочитал не раз и не два, поэтому хорошо знал, что можно, а чего нельзя.

— А я вам постановление прокуратуры нарисую, чтобы вы не сомневались насчет своих прав и моих обязанностей, — сказал следователь.

Браконьер с тоской посмотрел в окно, где золотилась полоска воды, лицо его сделалось еще бледнее, подглазья даже вызеленились. Он попытался что-то говорить, но следователь его бормотания уже не слышал.

— Не имеете права, — выдавил браконьер из себя эти слова, будто некую, схожую с кашей жеванину, потянулся дрожащими пальцами к следователю, но тот отстранился от него.

— Товарищ капитан первого ранга, место для капэзэ найдете? — спросил следователь у комбрига.

— Ну как же пограничники могут быть без капэзэ? — засмеялся тот. — Пограничники без капэзэ — не пограничники. Есть у нас одна комната, краски там раньше хранили. Сойдет под капэзэ?

— Сойдет, — следователь одобрительно наклонил голову.

— Замочек повесим покрупнее, и пусть сидит гражданин до двухтысячного года.

Задержанный протестующе вскинул руки и сник.

Тело второго браконьера выдернули со дна ерика вместе с переметом, украшенным огромными, со страшной заточкой крючками. Упав в воду, он насадился сразу на четыре крючка, причем один вошел в тело очень глубоко — вонзился в кость. Автомат валялся там же, на дне ерика — воткнулся стволом в ил, даже искать особо не пришлось.

В кармане браконьера нашли размокшее удостоверение экспедитора АОЗТ — акционерного обществе закрытого типа «Тыюп» Ибрагима Тенгизовича Карамахова. Удостоверение было заполнено черной шариковой ручкой, поэтому вода и не смыла запись.

— Еще один славянин, — Папугин недобро усмехнулся. — Я противник того, чтобы всех гнали под один штамп «лицо кавказской национальности», но когда попадаются такие, — он ткнул ногой тело Карамахова, — то невольно приходится соглашаться: а ведь это действительно лицо кавказской национальности. Без роду, без племени, без родителей, без прошлого, без устоев, без родины, без чувства благодарности к тем, кто его вскормил и воспитал.

Он повертел в руках мокрое, с картоном, вылезшим из матерчатой оболочки, удостоверение Карамахова, вздохнул.

— Вот теперь с Оганесовым началась настоящая война. То, что было раньше, — цветочки.

Комбриг поморщился. Не он затеял эту войну, не он первым нажал на спусковой крючок автомата, все это сделал не он, но воевать-то заставляют его.

— Труп обыщите как следует, изъятые предметы и документы запротоколируйте, — приказал Папугин. — Тело отправьте в морг, здесь не держите. Не то оно на жаре очень быстро протухнет.

— Может, нам его похоронить? — предложил мичман Овчинников.

— Еще чего! АОЗТ «Тыюп» и похоронит. Если они не соизволят к нам приехать, мы сами отвезем к ним жмурика.

— А если они от него откажутся, товарищ капитан первого ранга?

— Не откажутся. У бандитов это не принято.

Караган, не переставая ругаться, шлепал себя ладонью по крепкой шее, давил комаров десятками — каждый раз после шлепка из-под ладони выбрызгивала кровь. Шея у него сделалась красной, как у мясника. Караган не обращал на это внимания, матерился, долбил ладонью шею и стаканами пил коньяк.

Футболист сидел напротив него, закинув нога на ногу и с отрешенно-рассеянным видом изучал ногти на пальцах. Потом посмотрел на часы:

— Через сорок минут у меня тренировка.

— Подождет твоя тренировка, — прорычал Караган в ответ и залпом одолел очередной стакан коньяка — хмель не брал его, — не рассыпятся ни твои игроки, ни ты сам. Тут такое дело, — он вновь опечатал ладонью шею, — Ибрагишка убит, а Пропеллер находится у них в руках… Шеф вернется из своей командировки, нас на колбасу пустит. Пирог этот надо разделать до приезда шефа.

— Разделать и сожрать, — Футболист дернул углом рта.

— Ясно одно — ни Пропеллера у них быть не должно, ни тела Ибрагима. Вот так. Что хочешь, то и придумывай.

— И придумывать нечего: Пропеллера убить, тело Ибрагима выкрасть.

— Убить? — взгляд Карагана сделался осмысленным, он налил себе еще коньяку. — Выкрасть?

— Да, убить. Да, выкрасть. Одного убить, а другого выкрасть, — Футболист подвигал челюстью из стороны в сторону.

— Хорошая у тебя голова, Футболист, — похвалил Караган. — Четко работает. Мысли умеешь правильно формулировать. Коротко. Остается только выполнить твои ценные указания.

— Учись, пока я жив, — пробормотал Футболист невнятно, он не мог понять, всерьез Караган вещает насчет хорошей головы или это обычная подначка, некая форма подтрунивания.

Караган выпил еще коньяку, очередную опустошенную бутылку швырнул себе под ноги. Поднялся с места.

— Решено! Пропеллера к ногтю, Ибрагишку выкрадем и на дно Волги пустим — пусть сомы схавают его.

Футболист втянул сквозь зубы воздух, шумно выдохнул и пружинисто, будто бы подброшенный чем-то изнутри, вскочил, вывернул руку, чтобы Карагану был виден циферблат часов, стукнул по стеклу пальцем.

— Я опаздываю на тренировку, — произнес он и исчез.