Не далее как вчера моя дочь смотрела дома один фильм. Я пропустил первые пятнадцать минут и попросил ее рассказать о том, чего я не застал. Она пустилась пересказывать все очень подробно — сюжетные линии, особенности персонажей, она даже поведала, какая музыка сопровождала различные части картины. И заняло это минут десять. Когда я задаю такой же вопрос жене, она обычно отвечает: «Да ничего пока не было» или же выдает кратчайшее, десятисекундное резюме пропущенной мною части фильма (скажем, «Вот это — главный злодей» и т. п.). Жена отлично понимает, что я, скорее всего, наверстаю упущенное, посмотрев следующие десять минут, и что нет какой-то ключевой информации, которую я упустил и которую позарез необходимо передать мне ценой пропуска еще какой-то части фильма. С годами мы все лучше умеем смотреть на дело с точки зрения нашего слушателя, будь то другой взрослый или ребенок {99}
. Это хорошая иллюстрация того, что мы, набираясь опыта, возможно, умеем все лучше резюмировать информацию — и все лучше понимать, что именно необходимо узнать нашему собеседнику.Если основываться на функциональном подходе к использованию памяти, что следует считать по-настоящему важным для нас, таким, что нам следует помнить? На самом что ни на есть базовом эволюционном уровне нам необходимо помнить, когда мы в последний раз ели (хотя наш желудок неплохо напоминает нам об этом) и где найти пищу. Нам нужно знать, как выглядят хищники, которые на нас охотятся, и виды пищи, от которых нас тошнит. Чрезвычайно важно знать, на какую пищу аллергия у наших детей и внуков. Нам нужно знать, как ориентироваться в той среде, где мы существуем, чтобы нам не заблудиться и не потеряться. В современном мире нам необходимо помнить, когда принимать лекарства и кормить собаку. Полезно помнить дни рождения любимых людей и то, что им нравится/не нравится. Кроме того, мы используем память для того, чтобы заново переживать приятные моменты прошлого. Однако, безусловно, самая распространенная жалоба на состояние памяти (намного опережающая по распространенности все прочие) — то, что нам очень трудно вспоминать имена. Мы очень смущаемся, когда забываем чье-то имя, независимо от того, о ком идет речь: о человеке, с которым мы только что познакомились, или о том, кого мы неплохо знаем, просто давненько не видели.
Я никогда его не забуду… как бишь его зовут? Если вы знаете слишком много народу, за это приходится платить
Когда я выступаю перед большой аудиторией людей старшего возраста на тему памяти и старения, после таких выступлений меня частенько отводит в сторонку какой-нибудь обеспокоенный слушатель и сообщает, что у него очень необычная проблема с памятью: он помнит множество самых разных вещей, до сих пор отлично справляется с очень сложной работой, но совершенно не в состоянии запоминать имена. Собственно говоря, такие трудности испытывают не только люди старшего возраста. Я заверяю обратившихся ко мне, что это происходит в силу некоторых простых принципов, на которых основаны механизмы нашей памяти: дело в том, что имена — штука довольно-таки произвольная. Со многими случалось такое: чье-то лицо кажется нам знакомым, но мы никак не можем припомнить, как зовут этого человека или где мы с ним познакомились. Однажды я играл с друзьями в баскетбол в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. К нам присоединился какой-то человек, и мне показалось, что я очень хорошо его знаю, но я никак не мог сообразить, кто же он такой. Он показался мне довольно остроумным и забавным. Чем-то он напомнил мне моего брата. После двух часов нашей игры с ним мои друзья, отлично знавшие, кто он, сообщили мне: это комик Адам Сэндлер. Разумеется, в Лос-Анджелесе такое происходит сплошь и рядом: мы то и дело встречаем людей, которых видели в фильмах и рекламе, и нам кажется, что мы их знаем, хотя лично мы с ними не знакомы.