Сагарис. Путь к трону

— Пощады! — отбросив меч в сторону возопил раненый секутор, обращаясь к императору; дрожа от страха, он поднял левую руку и выставил указательный палец вверх — знак покорности победителю и просьба к зрителям о помиловании.

Именно император позволял толпе решать, достоин гладиатор пощады или нет. Но гладиатора, не понравившегося зрителям, обычно убивали на месте. А секутор явно трусил, опасаясь за свою жизнь. Он был добровольцем, свободным гражданином Рима, — одним из тех, кто подписал договор с ланистой Авлом Септимием. У него был небольшой домик с виноградником, жена, дети, но зрителей это не интересовало и не волновало. Император склонил свой жезл, показав тем самым, что жизнь секутора во власти зевак, и по трибунам прокатилось сдержанное одобрение.

Веспасиана граждане Рима уважали, в отличие от Нерона. Он дал им много свобод. Веспасиан стремился к мирному сосуществованию и с Сенатом. С самого начала правления Тит Флавий старался противопоставить свою умеренность произволу Нерона. Он выстраивал отношения с сенаторами, как с равными, заботился об их имущественном положении и об уважении к ним со стороны других сословий, игнорировал доносчиков. Тем не менее патриции относились к Веспасиану настороженно — из-за его низкого происхождения. Зато плебс души не чаял в императоре, который вышел из низов.

Пока зрители бурно спорили, решая, как быть с раненым секутором, арбитр стоял между противниками, удерживая руку ретиария с трезубцем. Когда одерживающий победу воин в запале битвы наносил смертельный удар без разрешения на то императора, его приговаривали к суду. Если люди на трибунах махали платками или поднимали указательные пальцы к небу, призывая в свидетели богов, значит, они дарили жизнь отважному, но потерявшему способность сражаться бойцу. Но ежели зрители опускали палец вниз, это значило, что побеждённый в течение схватки проявлял излишнюю любовь к жизни и что победителю приказывается нанести последний, смертельный, удар.

И нобили, и плебс были единодушны; большинство из них направили указательные пальцы вниз. Секутор жалобно возопил, арбитр отпустил руку ретиария, и тот молниеносно и точно нанёс смертельный удар. Ретиарий позаботился, чтобы его противник долго не мучился, ведь не исключено, что и он когда-нибудь проиграет поединок и к нему кто-то из гладиаторов проявит такую же милость.

К поверженному бойцу подошёл служитель цирка, облачённый в мрачное одеяние этрусского бога мёртвых Харуна. Его задачей было констатировать смерть. Для этого раскалённым прутом прижигались открытые раны. Если побеждённый был ещё жив, то служитель должен был прекратить предсмертные мучения несчастного, нанеся «удар милосердия». Но в школе Публия Нумиция обучали слишком хорошо, и ретиарий сделал своё дело безупречно. «Харун» дал знак, рабы уложили бездыханное тело на носилки и через Врата Либитины[102] унесли его в мертвецкую. Рядом с носилками шёл служитель в облачении бога Меркурия, который сопровождал покойного в подземный мир. Тем временем под звуки труб рабы приводили в надлежащий вид арену, разравнивая песок и засыпая следы крови.

Вскоре на арену вышла следующая пара гладиаторов. Представление продолжилось...

Филенис места себе не находила, вертелась на скамье, словно это была горячая сковородка. Где эта гладиаторша-мерзавка, завоевавшая любовь Валерия?! Который должен — да, должен! — принадлежать всецело ей, первой красавице Рима; и не только среди жриц свободной любви, но и среди гордых патрицианок, которые ей и в подмётки не годятся.

Но как она ни всматривалась в захватывающие сражения, разворачивающиеся на арене цирка, ни одной женщины там не оказалось. Неужто Прискилла ошиблась?

Филенис злобно посмотрела на служанку, которая даже голову втянула в плечи под её взглядом, которые ожёг Прискиллу, как удар плетью. Она понимала свою госпожу с полуслова, даже мысли её иногда читала, и теперь мучилась тем же вопросом: где гладиатрикс, которая беседовала с Валерием?

Наконец ближе к вечеру игры подошли к своему завершению. Школы Публия Нумиция и Авла Септимия шли вровень по количеству побед и поражений. Но на кону от устроителя игр стоял богатый приз ланисте, хозяину «лудий гладиатори», которая возьмёт верх. Поэтому от последнего поединка, в котором должна была сражаться Сагарис, зависело очень многое.