Сахарские новеллы

– Значит, Хинна заплакал… – вернул нас Манолин к недосказанной истории.

– Я только попросила его указать нам дорогу, а он замахал руками и забормотал: «Сеньора, это запретное место, чужеземцам туда нельзя. Два года назад я повел туда одного журналиста для фотосъемки. Не успел он вернуться, как жена его скоропостижно умерла. Это джинн его наказал! За небольшой заработок жена заплатила жизнью». Сказав это, он горько зарыдал, хлопая себя по рукам и ногам. И я видела, что он не был одурманен…

– Говорят, когда жена Хинны умерла, она вся почернела, а из ноздрей ее выползли опарыши, – сказал Мигель.

– Подбрось-ка лучше хворосту!

Зарывшись поглубже в свой спальный мешок, я замолчала. Мы смотрели друг на друга в полной тишине. За пределами ореола огня было уже не видно, где кончается земля и начинается небо. Ветер усилился, издавая скорбный пронзительный вой.

После долгого молчания Идрис сказал:

– Но то, что земля раскалывается, – истинная правда. Это происходит каждый раз.

– Ты сам это видел?

Идрис мрачно кивнул, глядя сквозь огонь куда-то вдаль.

– Прежде Хинна уходил на несколько дней и ночей, а после спешил домой с этой вестью. Не успевал он войти в поселок, как издалека уже слышался его крик: «Земля разверзлась, разверзлась земля!» Было очень страшно. Люди племени голову теряли от ужаса; через несколько дней непременно кто-то умирал, иногда даже не один человек, а больше.

– Каждый раз кто-то умирал? Всегда?

– Всегда. Сейчас за могилой никто не присматривает. Может, оно и к лучшему.

– А земля по-прежнему раскалывается? – спросил Манолин.

– Как же ей не раскалываться? Когда покойника выносят, его уже дожидается расщелина.

– Это просто совпадение! Земля сухая, вот и трескается! – сказала я, не веря собственным словам.

– А схватившийся намертво цементный пол? Что может его расколоть, кроме землетрясения?

– Но ты сам только что говорил, что не вполне этому веришь. Почему же теперь настаиваешь?

– Я это видел собственными глазами, и не раз, – медленно произнес Идрис.

– О боже! Кого же еще свел в могилу Дух пустыни? – спросила я его.

– Мою жену… Она тоже там похоронена. Ей было четырнадцать лет. На момент смерти она была беременна.

Идрис говорил так, словно речь шла о ком-то постороннем.

Все смотрели на него, застыв от ужаса и не зная, что сказать.

– О чем беседуете? – раздался голос Хосе. Он тихонько подкрался сзади и споткнулся о бревно.

– Тсс! Мы говорим о Духе пустыни!

– Ах, вот о чем! Мигель, передай, пожалуйста, чайник!

Вокруг огня вновь воцарилась тишина.

– Идрис! – позвала я.

– Что?

– А почему духов пустыни называют «джиннами»? Что это значит?

– Раньше джиннов было гораздо больше. Это злые демоны, живущие в пустыне. На хассанийском наречии их еще называют «духами». Они живут в рощах оазисов. Когда оазисов стало меньше, джинны переселились на юг. В последние десятилетия в Испанской Сахаре, говорят, остался только один джинн, он обитает на могилах клана Махмудов. Люди подзывают его: «Джинн, джинн!» Так что теперь Дух пустыни и кладбище носят одно и то же имя.

– А твоя фамилия разве не Махмуд? – спросил Хосе.

– Он только что говорил, что его жена там похоронена, ты все пропустил, – шепнула я ему.

– Почему же клан Махмудов выбрал именно это место?

– По неосторожности. Однажды там захоронили сразу семерых, а когда узнали, что над этим местом властвует джинн и раскалывается земля, предвещая гибель членам клана, уже никто не осмелился переносить могилы. Каждый год они приносят джинну жертвы.

– Я видела фотографии, – тихонько сказала я.

– Фотографии джинна? – удивился Мигель.

– Фотографии того журналиста, – ответил Идрис. – И не джинна, а родовой усыпальницы. Снаружи он не снимал, но много фотографировал внутри. Строение довольно тесное, с цементным полом, покрытым сверху куском грубой ткани в красно-черную полоску. Ничего особенного он там не увидел, трещин в земле не было, стены были исчерчены именами…

– Получается, могилы находятся внутри помещения? – спросил Хосе.

– Помещения вначале и не было, были лишь камни, выложенные вокруг. Но земля на месте захоронений то и дело раскалывалась, и никто не мог отыскать костей покойных. Тогда мертвых стали хоронить прямо в этой расщелине. За сто лет ее так и не заполнили. Клочок земли площадью в несколько спальных мешков, как у Сань-мао, год за годом поглощал все новых мертвецов.

Мне стало не по себе от такого сравнения. Прижавшись спиной к земле, я боялась пошевельнуться.

– Они, наверно, плохо искали! – сказал Мигель. – Говорят, трупы в пустыне не разлагаются.

– Но могилы все равно роют глубоко и ничего на этой глубине не находят.

– Манолин, подбрось веток в огонь, – попросила я.

– А потом вы решили построить склеп и залили пол цементом, чтобы земля больше не трескалась, так? Ха-ха! – ни с того ни сего вдруг рассмеялся Хосе. Чай из его стакана с шипением выплеснулся в огонь, изрядно нас напугав.

– Ты не веришь этому? – понизив голос, спросил Манолин.

– Все люди умирают, независимо от того, раскалывается земля или нет. К тому же клан Махмудов довольно многочислен.