Самое ужасное путешествие

Партия Скотта еще находилась в Безопасном лагере, а «Балтийский флот» уже выступил в дорогу. Вскоре появился Понтинг на собачьей упряжке, с киноаппаратом, выглядевшим очень странно в этой обстановке. «Он вовремя успел установить кинематографический аппарат, чтобы уловить быстро приближавшийся арьергард. Впереди бежал Снэтчер, которого то и дело приходилось удерживать. Поистине – мал да удал! Кристофер при запряжке разыграл обычную комедию, но теперь его, очевидно, смирила поверхность Барьера. Всё же мы не решались еще дать ему отдыхать. Вся партия промчалась мимо, вслед за передовым отрядом»[11].

Партия Скотта быстро уложилась. «До свидания, счастливо!» – крикнул Понтинг, мы помахали ему свободной рукой – другой держали поводья. Вот и последнее звено, связывавшее нас с домом на мысе Эванс, порвалось. «Будущее неизвестно. Я ничего не придумаю, что было бы упущено из того, что надлежало сделать для достижения успеха»[11].

Дальнейшее развитие событий, приведшее к гибели полюсного отряда, показало, что таких упущений было немало, хотя главный просчет, судя по письменным свидетельствам англичан, – отказ от собачьих упряжек в качестве основного вида транспорта для протяженных маршрутов – ими тщательно обходится.

По программе, на участке от мыса Хат до склада Одной тонны мы, идя с легко нагруженными пони, должны были делать в среднем 16 километров в день. От этого склада к Воротам и далее к подножию ледника следовало доставить 24 недельных рациона провианта – каждый на четверых, двигаясь со скоростью 20 километров в день. На этом завершался Барьерный этап путешествия, составивший по показаниям укрепленного на санях счетчика шагов – одометра[103] – 590 километров. На этих 24 недельных рационах полюсная партия и две вспомогательные достигали предельных точек своих маршрутов и возвращались к подножию ледника Бирдмора, где их ожидали в складе еще три недельных пайка.

В первый день пребывания на Барьере все шло как по маслу, записки, оставленные в пустых бачках из-под керосина, сообщали радостные вести: моторные сани идут. Но уже на следующий день мы миновали пять брошенных бачков без записок. Значит, что-то не ладится. Километрах в двадцати от мыса Хат стало известно, что треснул корпус цилиндра № 2 на моторе Дэя, а еще через полмили мы наткнулись и на самый мотор, уже засыпанный снегом и вообще являвший собой весьма печальное зрелище. Еще один дневной переход, и в воскресенье 5 ноября утром мы прибыли в Угловой лагерь. По дороге кое-кто побывал одной ногой в трещине, но ничего серьезного не произошло.

Из лагеря нам был виден в южном направлении выделявшийся на фоне снега мрачный черный предмет, но мы тешили себя надеждой, что это не вторые мотосани. Увы, это были именно они. «Повторилась та же беда: раскололся толстый конец цилиндра № 1; в остальном же машина была в исправности. Машины, очевидно, не приспособлены к такому климату – недостаток, впрочем, наверное, исправимый. Однако доказано, система передвижения вполне удовлетворительна»[11], – с горечью писал Скотт. «Большое разочарование! Я ожидал большего от машин, поскольку они уже попали на поверхность Барьера»[11].