Самое ужасное путешествие

«Праздник Рождества – и действительно праздник: мы прошли по очень изменчивой поверхности целых 24 километра. Главное, на ней трещин хоть отбавляй. На каждом шагу нагромождения льда – не знаешь, с какой стороны их обойти. Мне не повезло – я упал в трещину и повис на конце постромок. Мало приятного, конечно, особенно в рождественский праздник, с которым совпадает мой собственный день рождения. Повиснув в воздухе и раскачиваясь на постромках, я за несколько секунд овладел собой и огляделся. Это был, скажу вам, не волшебный замок. Когда я уже пришел в себя, сверху раздался голос: «Вы в порядке, Лэшли?» Я, разумеется, был в порядке, но что за радость болтаться в пустоте на куске веревки, тем более в таком месте! В яме, глубиной метров 15, шириной – в 2, длиной – в 36. Пока я так раскачивался, у меня было более чем достаточно времени, чтобы прикинуть размеры, а ширину я даже измерил лыжными палками, благо они висели у меня на кистях рук. Прошла, казалось, вечность, прежде чем я увидел над собой веревку с петлей на конце для ноги. Мне бы не хотелось часто попадать в такие переделки, тем более что в трещине я промерз насквозь и отморозил лицо и руки, а это очень мешало выбираться наверх. Но Эванс, Боуэрс и Крин благополучно вытянули веревку. Крин поздравил меня с днем рождения, я вежливо поблагодарил, и все рассмеялись[116], довольные тем, что я отделался легким испугом и даже не ушибся. Мои товарищи звали на помощь впередиидущих, но те, как ни странно, ничего не слышали, а оглянулись в тот самый момент, когда меня вытащили на поверхность, и лишь тогда узнали, что произошло. Они нас дождались. Капитан Скотт осведомился, как я себя чувствую и могу ли идти, на что я честно ответил, что да, могу. Зато вечером в лагере, за едой, я был бы вовсе не прочь смолотить двойную порцию. Впрочем, угощение и так было на славу. Обед состоял из пеммикана, галет, шоколадных эклеров, конины, рождественского плам-пудинга, имбирных леденцов и карамели – по четыре штуки на каждого. Мы все наелись до отвала»[27].