— Если бы у вас не было предвзятого отношения к Млэнсту, я бы рискнул сказать, что вы с ним два сапога пара. — Он согнал с лица улыбку. — А если серьёзно, то в трехмёрных пространствах всё многообразие материальных объектов сводится лишь к двум топологическим разновидностям: валу (стержню) и отверстию (кольцу). Проще говоря, к фаллосу и вагине. От этого никуда не деться — это внутренне присущее трёхмерным мирам имманентное, неотъемлемое свойство. — Он бесцеремонно заглянул мне в глаза. — Может, вы подумали о неуместной шутке двух престарелых импотентов-вуайеристов?
— Это мне и в голову не пришло, — ответил я не вполне искренне. — Я думал о недоступном пониманию высшем смысле, выраженном во Фрикционной Машине.
— Видите, Млэнст, — обратился к помощнику Сверх-Д, — Лохмач мыслит в правильном направлении!
Коротышка невольно приосанился, сделавшись похожим на циркового шимпанзе, которого дрессировщик выводит на поклоны.
— Такова сила воздействия на человека уникальной Фрикционной Машины, — с уникальной напыщенностью возвестил он.
— Вы правы, — кивнул Сверх-Д. — А вы, Лохмач, должны знать, что ни в каком другом виде Фрикционная Машина неработоспособна. Мы убедились в этом, когда в течение многих лет безуспешно пытались приблизиться к решению проблемы искусственного выращивания вселенных. И только мощная интуиция Млэнста, к которому вы питаете видимую неприязнь, — заметьте, явно не заслуженную им! — вывела нас из, казалось бы, безнадёжного тупика.
Млэнст самодовольно усмехнулся и разбух, как голубь-дутыш, а Сверх-Д после паузы продолжал:
— И раковина крохотной улитки, и огромная многозвёздная галактика одинаково закручены спиралью. Это внутреннее свойство высшего порядка нельзя обойти. Точно также нам никуда не деться от обязательного присутствия в материальном мире фаллоса и вагины — не важно, хотите ли вы родить человека или произвести на свет вселенную. Фаллос и вагина, сперматозоид и яйцеклетка — не только «всё живое из яйца», но и вся окружающая нас материя. Великая Фрикционная Машина есть воплощение этого всеобщего принципа.
Я изобразил на обезображенном синяками лице благоговейный трепет и, как мышонка в суп, подкинул своим гидам ехидную шпильку:
— А поза, в которой совокупляются гиганты, тоже имеет значение?
Конструкторы вселенных захихикали, но не стали ни соглашаться, ни убеждать меня в обратном. Млэнст лишь страдальчески сморщился и указательным пальцем осторожно дотронулся до свежего рубца, надвое рассекающего лысину.
Снова сделавшись серьёзным, Сверх-Д указал на гомерический фаллос гиганта:
— Вот великий и могучий Мо-Джо. После тысяч и тысяч механических фрикций он выбросит из себя эмбрион — суперген будущей новой вселенной, созревающий сейчас в необозримых Машинных Полях, окружающих исполинское ложе. В ту же секунду навстречу супергену из чрева несравненной Ву-Джи устремится особая яйцеклетка — Эглит, сформировавшаяся, образно говоря, на «женской половине» тех же Машинных Полей. Судороги вселенского оргазма охватят тела гигантов, и оплодотворённое крохотное электронное яйцо — настоящая вещь в себе, содержащая сразу все мыслимые вещи, — в которую сперматозоид привнёс необходимую флуктуацию, будет выброшена за грань Бийонда, где в волнах вакуумной пены беззвучно грянет Большой Взрыв. Горячий, как сгусток свежей спермы, Илем — первоначальный кипящий котёл, образовавшийся в первые моменты после Большого Взрыва, — начнёт неумолимо развиваться в ещё одну новую вселенную.
— И выпущенный из бутылки джинн никогда не будет загнан обратно! — с невинным видом закончил я за Сверх-Д, подражая его патетической интонации. Вызванный Машиной восторг и эмоциональный всплеск улетучились, и в душе уже несколько минут ворочалось противное, как разрастающаяся раковая опухоль, сомнение.
Осекшийся Сверх-Д в недоумении уставился на меня. Млэнст подался вперёд, натянув ремень безопасности.
— Ничего страшного, Млэнст, — утирая платком взмокший как у лживого министра пропаганды лоб, успокоил помощника Сверх-Д. — Я увлёкся, а Лохмач вовремя отрезвил меня. — Он повернулся ко мне и укоризненно покачал головой: — Но Млэнст прав — вы порядочная язва!
— Ещё какая! — радостно подтвердил я. — Застарелая. И очень большая — как главная геморройная шишка моего непосредственного начальника.
— По-моему, достаточно, Сверх-Д, как полагаете? — пробурчал Млэнст, обеими руками массируя гладкий череп, рассекаемый тёмно-багровым шрамом как земной шар Гринвичским меридианом.
— Похоже, Млэнст, у вас опять болит голова! — перестав сверлить меня хитроватыми глазками, не то мстительно, не то сочувственно сказал Сверх-Д, поглядев на помощника.
— Она болит у него за судьбы созданных вами вселенных, — предложил я свой вариант диагноза.
Взгляд Сверх-Д сделался холоднее бездислокационной стали.
— Странно, что не болит ваша голова, — отчуждённо проговорил он.
— Если у Супервизора ничего не болит, у него болит голова, — хмыкнул я, вспоминая разглагольствования Эдуарда Лаврентьева об особенностях женского организма, который не во всём отличается от мужского.