Sans qu'un remord ne me vienne (СИ)

- Так это правда. Все женщины – порождение лукавого. Ты соблазняла его, клялась в вечной любви, едва не согрешила с этим солдафоном, заверяла, что и жизнь свою отдашь за него. А на деле тебе попросту наплевать. Может, ведьма, ты и впрямь приворожила его в надежде обчистить кошелек, а я лишь упредил события?.. Что ж, тогда понятно, почему капитан столь быстро охладел к тебе, прелестница: видно, чары твои не действуют под сводами собора.

- Не смейте!.. Или я убью вас, – цыганка почти рыдала: даже этому гнусному монаху было очевидно, что Феб больше не любит ее. Впрочем, она ведь сама предала его, созналась в нападении, которого не совершала, сдалась; очевидно, все эти ужасы – расплата за ее предательство.

- Что ж, попробуй, - холодно кинул мужчина через плечо. – Однако имей в виду, девушка, что лучше тебе сделать это прямо сейчас, или, клянусь, не пройдет и недели, как Феб де Шатопер окажется в могиле! И это ты своим ослиным упрямством подписала ему смертный приговор. Его кровь будет и на твоих руках тоже!.. Ты будешь повинна в безвременной кончине своего ненаглядного!!!

Эти последние слова окончательно сломили в ослабленной потрясениями душе всякую волю к сопротивлению. Отозвались острой болью во всем теле и, подобно испанскому сапожку, заставили девушку сдаться. Вскочив с жесткой постели, она бросилась к архидьякону, собиравшемуся, будто, уходить, и, пав на колени, вцепилась в край его подрясника.

- Нет, прошу вас, не троньте Феба!.. – взмолилась красавица. – О, вы победили! Делайте со мною, что вам вздумается, только оставьте его…

Клод обернулся. Эсмеральда сидела у его ног: разбитая, без сил, в одной сорочке, уронила она прелестную головку на грудь и, опершись ладонью о пол, едва не падая, чуть слышно шептала:

- Феб, мой Феб!.. Я не позволю ему причинить тебе зло. Ему мало моей жизни – что ж, пусть заберет и честь мою… Пусть осквернит мое тело, пусть лишит последней надежды обрести когда-нибудь мою бедную матушку – пусть. Все для тебя, о мой Феб!.. Жизнь, тело, душу – все я отдам за тебя. Только живи. Живи и вспоминай, хоть изредка, погибшую для тебя зингару…

Жалость, непрошеной гостьей проскользнувшая сквозь ледяной панцирь в сердце архидьякона, была в секунду убита ревностью, стоило ему расслышать эти слова.

- Встань, - повелительно произнес он.

Плясунья медленно поднялась.

- Делайте, что хотели, - процедила она, глядя куда-то мимо него. – А потом дайте мне спокойно умереть.

Уж лучше быть повешенной, чем жить с этим несмываемым позором, к которому принуждает ее – о боги! – священнослужитель.

- Не здесь, - Фролло отрицательно покачал головой. – Не сейчас. Считаешь, я настолько глуп? Я еще не забыл, что мой приемный сын теперь считает своей священной обязанностью защищать тебя от любых посягательств. Нет, ты пойдешь со мной. Мы покинем собор под покровом темноты. Я не решил еще, в какой день удобнее будет вывести тебя… Так или иначе, завтра ты объяснишь Квазимодо, что скоро тебя должны выкрасть отсюда… друзья. Поскольку он единственный, кто навещает тебя, надеюсь, на какое-то время твое исчезновение останется незамеченным. А потом – потом ты будешь уже далеко. Я все подготовил. У меня есть надежное убежище – в этой берлоге тебя точно не найдут. Будь готова бежать в любую минуту, когда бы я ни пришел за тобой. И помни: жизнь Феба де Шатопер – на острие моего кинжала, и сохранность ее зависит только от твоего благоразумия.

С этими словами священник порывисто прижал к себе обмякшее тельце и приник к холодным губам в быстром, обжигающем поцелуе, после чего поспешно вышел из кельи.

Цыганка упала на свое низкое ложе и какое-то время лежала, точно мертвая, вперив невидящий взгляд в стену. Вскоре по щекам заструились горячие, безмолвные слезы, которые она не замечала. Новое потрясение, казалось, выбило все мысли, оставив в голове звенящую пустоту безысходности. Лишь под утро девушка провалилась в спасительное черное забытье, исцелившись на несколько часов от воцарившегося в груди гнетущего мрака.

========== //// ==========

- Вы уверены, госпожа, что так нужно? – печально вопрошал Квазимодо, когда Эсмеральде удалось, наконец, объяснить, что вскоре ей придется покинуть его. – Разве плохо я забочусь о вас? Скажите, чего вам не хватает – я постараюсь достать это. Здесь вы под защитой Божьей Матери, но кто охранит вас за пределами собора?.. Если вас схватят, то опять поведут на казнь, я знаю. Вас убьют, и я умру…

- Все будет хорошо, - красавица старалась говорить медленно, чтобы глухой мог читать по губам и, сколько могла, объяснять свои слова жестами. – Меня укроют надежно, причин для беспокойства нет. Так надо. Но никто не должен знать, что я исчезла, ты понимаешь? Приходи, по-прежнему, сюда, как будто ничего не случилось. Ты сделаешь это для меня?..