Счастливой тебе охоты (СИ)

Тогда Рамси в полусне думал об этом, лежа под первыми лучами солнца на подмерзшем матрасе на полу. От недостатка места и откровенного недоверия со стороны ученых он спал в комнате Тормунда, а тот никогда не залеживался по утрам. Тормунд к завтраку был завсегда первый и как нечаянно спотыкался о Рамси каждый раз, поднимаясь с кровати. И тогда, после очередного пинка под левую почку вместо будильника, Рамси сцепил зубы и уже выработанным рефлексом сомкнул приоткрывшиеся от пробуждения глаза, лишь бы не видеть промелькнувших над ним седых хозяйских мудей. Трусы Тормунд идеологически не признавал, да и вообще всей этой новомодной городской одежды не терпел, так что Рамси смиренно свернулся на боку, укутавшись в тонкое одеяло и слушая старческое ворчание, пока Тормунд натягивал затертые, подранные чутка на коленях джинсы, выданные ему взамен перешитых десяток раз домотканых брюк, еще во время переноса армейских запасов в пищевой блок разошедшихся на заду.

Даже не отойдя от сна, окрашенного чем-то темным, красно-розовым и влажным, Рамси мог уже на слух определять, когда Тормунд запутывался спросонья в свитере, когда искал повсюду “клятое-демоническое-отродье-да-где-же-а-вот” зубную щетку, а когда выуживал из старой наволочки припасенный дегтярный обмылок. Рамси же по-мальчишески не хотелось уходить из своих дремотных кровавых грез, так что он просто дождался гулкого хлопка двери и перевернулся обратно на спину.

Он отлично знал, что как минимум в ближайшее время не сможет реализовать ни одного из своих желаний – ну и, серьезно, про веки он все-таки перегнул, это было уже слишком, как что-то из разряда тех почти эротических фантазий, в которых ты не можешь остановиться, но нет, тебе хватит изуродованного рта и перебитых пальцев – и не без удовольствия отдал все эти причуды на откуп воображению. Мешали этому разве что нестерпимо крепкий утренний стояк и ленивое желание передернуть, но Рамси решил, что, пожалуй, ему стоит пересмотреть понятие “мешать”. Потому что он не слишком хотел думать о Джоне во время мастурбации, но не мог бы сказать, что не хотел думать о нем и своих хирургических ножницах.

Он сунул руку под одеяло, проводя по животу, мизинцем по вспотевшей со сна складке между толстым бедром и лобком, большим пальцем под сухой горячей головкой, сдвинуть крайнюю плоть, принять твердый член в ладонь. Ты крепишь первый зажим, аккуратно, рядом с уздечкой верхней губы. От паха до груди прокатилась теплая волна, хорошенько согревая захолодевшее за ночь тело. Второй зажим, у Джона вяло и рассредоточено бегают зрачки, от такой дозы лидокаина кого хочешь срубит до черных мушек перед глазами. Оставайся в сознании. Рамси не стеснялся в частом дыхании и торопливо дрочил под одеялом, закинув свободную руку за голову, втягивая носом острый запах своего ночного пота. Ножницы щелкают в твердых пальцах. Джон замедленно реагирует на звук. Он не видит улыбки под стерильной маской, но видит палец в латексной перчатке, приложенный к губам. Шумный выдох, подавший застоявшейся за ночь слюной, ожег толстые губы, пальцы под головой чуток нервно зажали волосы, рука спешно натирала член. Холодный продезинфицированный металл мягко входит в кожу первым разрезом. Кровь сочится на подложенную салфетку. Зрачки Джона становятся огромными. Он конвульсивно дергает ногой где-то там далеко. Он силится закричать, вращая глазами. В его горле хрипло булькает слюна… Стоп, прекрати кусать губу! Режь! Давай, мальчик! Опущенные веки дрогнули, и Рамси залил густой спермой себе пальцы и живот. Это было быстро – и охренительно долго.

Сейчас Рамси опять запоздало прикидывает, что все-таки не стоило ему вспоминать и еще думать обо всем этом. Он сгибает ногу, перекладываясь удобнее. Так, правда, прижатый бедром член ноет еще сильнее, но Рамси не хочет, чтобы докуривающий Джон обращал на его стояк внимание. Что бы тот там ни думал себе, Рамси на самом деле не хочет заходить с ним слишком далеко в этом плане. То есть ему было приятно возиться с Джоном, целоваться с ним и возбужденно тереться о его живот, но это все игры. И Рамси, по правде, абсолютно срать, какими они будут, пока он затягивает режущие узлы обоюдной привязки. Потому что сам Рамси хочет только насилия, и ему без разницы, чем они оба будут заниматься до этого, если в его руке все одно не хватает ножа, а на лице – крови. Легкое неудобство только в том, что насилие также довольно заводит Рамси, и от этого было бы неплохо отвлечься. Хотя он может и просто отдрочить себе, когда Джон уснет, потому что ни Ивы, ни Арьи, ни какой другой девочки скинуть напряжение в ближайшее время ему определенно не подвернется. Но пока что тихое чужое дыхание и ползущий в ноздри дым снова возвращают его мысли к Джону.