Счастливый человек. История сельского доктора

Когда Сассолл прошел это становление, он всё еще оставался максималистом. Сменил юношескую форму максимализма на более сложную и зрелую: отношение к недугу больного как к чрезвычайной ситуации, связанной с жизнью и смертью, сменилось намеком на то, что к пациенту следует относиться как к целостной личности, что болезнь часто является формой самовыражения, а не капитуляцией перед стихийными бедствиями.

Это опасная почва, потому что среди бесчисленных неопределенностей легко потеряться и забыть или пренебречь всеми точными навыками и информацией, которые привели медицину к тому, что появились время и возможность заниматься подобными интуициями. Мошенник – это либо шарлатан, либо целитель, который отказывается соотносить собственные немногочисленные догадки с общим сводом медицинских знаний.

Сассолл наслаждался подобным риском. Безопасный ход размышлений теперь напоминал ему безмятежную жизнь на берегу. «Здравый смысл уже много лет для меня ругательство, за исключением случаев, когда он применяется к легко оцениваемым проблемам. В работе он самый большой враг и искуситель. Меня так и подмывает принять очевидное, простое и легкое решение. Это подводило меня каждый раз, и одному богу известно, как часто я попадался и продолжаю попадаться в ловушки здравого смысла».

Теперь он довольно подробно прочитывает три медицинских журнала в неделю и время от времени проходит курсы повышения квалификации в какой-нибудь больнице. Он следит за тем, чтобы оставаться хорошо информированным. Но удовлетворение он получает в тех случаях, когда сталкивается с силами, которым предыдущий опыт не подходит и которые связаны с историей личности человека. Она одинока, и он пытается составить ей компанию.

Его признают хорошим врачом. Организация практики, предлагаемые им услуги, диагностические и клинические навыки, вероятно, недооцениваются. Его пациенты, возможно, не понимают, насколько им повезло. Но в каком-то смысле это неизбежно. Только самые осознанные считают удачей удовлетворение своих базовых потребностей. И именно на таком элементарном уровне его можно считать просто хорошим врачом.

Они бы сказали, что он прямолинейный, не боится работы, с ним легко разговаривать, он открыт, добр, он понимающий слушатель, всегда готовый высказаться при необходимости, обстоятельный. Также сказали бы, что он угрюм, совершает необычные поступки, шокирует, его трудно понять, когда он говорит о такой важной теме, как секс.

Его отклик на их нужды гораздо сложнее этих впечатлений. Нужно учитывать особый характер и глубину отношений «врач – пациент».

Первобытный знахарь, который был также жрецом, колдуном и судьей, стал первым в племени человеком, освобожденным от обязанности добывать пищу. Величина этой привилегии и власть говорит о его важности. Осведомленность о болезни – это цена, которую человек заплатил тогда и платит до сих пор. Осведомленность усиливает боль. Но это уже социальный феномен, и поэтому вместе с ним возникает лечение, сама медицина [8].

Мы не можем реконструировать субъективное отношение члена племени к лечению. Но каково наше собственное отношение к лечению в сегодняшней культуре? Откуда берется необходимое доверие врачу?

Мы предоставляем доктору доступ к телу. Помимо врача, мы добровольно предоставляем такой доступ только возлюбленным – а многие боятся делать даже это. Хотя доктор – это сравнительно незнакомый человек.

Степень близости, подразумеваемая этими отношениями, подчеркивается стремлением всей медицинской этики (не только нашей) провести четкое различие между ролями врача и любовника. Обычно предполагается, что врач может видеть обнаженных женщин и прикасаться к ним там, где заблагорассудится, и это может вызвать у него сильное искушение заняться с ними любовью. Это оскорбительное допущение неразвитого воображения. Условия, в которых врач, скорее всего, будет осматривать своих пациентов, всегда являются сексуально обескураживающими.

Акцент в медицинской этике на сексуальную корректность делается не столько для того, чтобы ограничить врача, сколько для того, чтобы дать обещание пациенту: нечто большее, чем заверение, что им или ею не воспользуются. Обещание физической близости без сексуальности. Что означает такая близость? Детские переживания. Мы подчиняемся врачу, цитируя свое детство, и переносим на доктора роль почетного члена семьи.

В тех случаях, когда пациент зациклен на родителе, врач может заменить его. Но в таких отношениях сексуальность создает трудности. Когда мы болеем, то представляем себе врача в идеале как старшего брата или сестру.