Селфи. Почему мы зациклены на себе и как это на нас влияет

Как мы ранее выяснили, еще со времен, когда человек занимался охотой и собирательством, все люди хотят лишь одного: сходиться с другими и обходить их на жизненном пути. Это то, что нас объединяет. Когда мы появляемся на свет, наш мозг оценивает среду и делает выводы о том, кем мы должны стать, чтобы наилучшим образом удовлетворить эту глубинную и примитивную потребность. Он ищет образец совершенного «я» в нашем культурном окружении. Если типичное эго, которое ладит с другими и опережает других в данной культурной среде, принадлежит свободолюбивому дельцу-индивидуалисту, то именно им наш мозг и захочет стать. Но если этого проще добиться командному игроку, одержимому гармонией, то, скорее всего, именно к такому типу «я» начнет стремиться мозг.

Данный базовый принцип (когда местные правила наилучшего достижения успеха формируют определенные типы эго) обнаруживается и в других культурах. Команда Нисбетта изучила три общины в черноморском регионе Турции и пришла к выводу, что те, чье ремесло основывается на взаимодействии с другими (рыбаки, фермеры), чаще мыслят комплексно, в отличие, скажем, от пастухов, которые обычно полагаются на себя. В США исследование, проведенное среди студентов колледжа, показало, что студенты с юга страны более агрессивно по сравнению со студентами-северянами реагировали на то, когда их толкали и обзывали говнюком. Психологи предсказали такой результат исходя из того, что на юге существует «культура чести», которая появилась вследствие распространенности основного ремесла их предков: «В условиях слабого полицейского надзора и постоянной угрозы кражи пастухи должны были быть готовы применить силу и защитить себя и свою собственность, – пишут авторы. – На старом Юге, если человек позволял помыкать собой и отступал без боя, такое поведение воспринималось как признак слабости, и этим могли воспользоваться». Доказательством их гипотезы стал анализ слюны южан, в которой обнаружили повышенный уровень тестостерона и кортизола (гормона, связанного с частым ощущением тревоги, возбуждения и стресса). Это также подтверждается рядом тестов, предложенных испытуемым непосредственно после оскорбления. Южане не только злились сильнее северян (которые оставались относительно спокойны), но и чаще считали, что их мужественности бросили вызов, и были более склонны демонстрировать доминантное и конфликтное поведение.

Исследование, проведенное под руководством Томаса Талхельма из Университета Виргинии, разъяснило некоторые региональные вариации внутри современного Китая: как оказалось, на юге, где выращивали рис (занятие, требующее напряженной командной работы), люди более склонны к коллективному мышлению, чем на севере, где предпочитали выращивать пшеницу. По словам Талхельма, такие различия китайцы давно заметили сами: у них существует стереотип, что люди с севера более энергичные и независимые. Ну а в США, конечно, именно южные штаты с их независимым ковбойским прошлым все еще считаются более склонными к насилию.

Наверно, самым большим различием между аристотелевским и конфуцианским мировоззрением является их склонность отчетливо воспринимать себя частью целого. Азиатское «я» тает в точках соприкосновения с другими «я» вокруг, тогда как западное «я» склонно к независимости и контролю над своими поступками и будущим. Исследования показывают, что азиаты не только не чувствуют себя хозяевами собственной судьбы, в отличие от жителей Запада, но и не испытывают в этом необходимости. Перемены зависят от группы, а не от одного человека, и гармония для них важнее свободы. Эта глубинная основа мышления может приводить к удивительным поверхностным различиям. Среди китайских школьников популярны застенчивые и трудолюбивые ребята, а в промышленности скромность считается лидерским качеством. Но другие отличия вряд ли покажутся вам столь же привлекательными: «Китайцы считают, что можно несправедливо наказать кого-то, если это полезно для коллектива, – рассказал Нисбетт. – Для жителя Запада, одержимого правами человека, это абсолютно неприемлемо. Но для азиатов коллектив превыше всего».

Это нашло отражение и в конфуцианских правовых нормах, по которым наказание за тяжкое преступление налагалось на три поколения семьи преступника. Я попросил профессора Ыйчхоль Кима, социального психолога в Университете Инха в Южной Корее, прокомментировать услышанный мною в Японии слух (который я не воспринял всерьез), что при приеме на работу всю твою семью могут подвергнуть проверке. Если, например, у твоего брата была судимость, то тебя, скорее всего, не возьмут. Я не мог поверить, что такая несправедливость могла оказаться правдой. Так правда ли это? «Конечно! – ответил он мне. – Тебя не примут на работу, если ты психически нездоров или имеешь инвалидность, и даже если такие люди есть среди твоих близких или родственников супруги. Поэтому приходится это скрывать».