Так как теперь мы уже знаем об интерпретаторе левого полушария мозга, можно задаться вопросом: стала ли для Зиги эта пьеса своего рода готовой конфабуляцией – историей, которая идеально разъясняла всю тревожную и постыдную путаницу в его голове и помогала ему смириться с ней? Как заметил профессор истории Питер Рудницкий, «то, как совпали обстоятельства его рождения и сюжет драмы об Эдипе, поражает». Сам Зиги писал: «Я тоже обнаружил любовь к матери и ревность к отцу и в моем собственном случае и теперь полагаю, что это универсальный феномен раннего детства… Если это действительно так, то удивительная власть „царя Эдипа“ становится понятна» [34].
Студентом Венского университета Зиги бродил по главному двору, рассматривая в свете солнца и в тени арок бюсты бывших профессоров. Он представлял, как однажды попадет в их ряды. Он уже видел эту картину… Там было бы написано его полное имя… Зигмунд Фрейд… а что бы гласила надпись? Ах да, это, конечно, была бы отсылка к его кумиру – древнегреческому искателю истины, убийце своего ненавистного отца, любовнику своей прекрасной матери – царю Эдипу, который, как писал автор пьесы Софокл, «знал сокровеннейшие тайны и был всесильным человеком». Его мечта почти сбылась. Фрейду предстояло стать основоположником психотерапии, он задался целью раскрыть, как в детективе, тайные силы, кроющиеся в человеческом бессознательном с его порывами, зачастую жестокими и извращенными.
Идеи Фрейда строились вокруг мифа об Эдипе. Он решил, что его детское влечение к матери и убийственная ненависть к отцу являлись не просто личным переживанием, а «неизбежной судьбой» всех нас. «Всякий, кто появляется на свет, вынужден столкнуться с эдиповым комплексом, – решительно заявлял он. – Как Эдип, мы живем, не ведая об оскорбляющих мораль желаниях, навязанных нам природой, а после их осознания мы все, видимо, хотели бы отвратить свой взгляд от эпизодов нашего детства».
Фрейд был не одинок в своем предположении, что он ничем не отличался от всех, а все остальные ничем не отличались от него. Современные психологи знают, что большинство людей склонны значительно переоценивать то, насколько другие люди разделяют их чувства и убеждения. Профессор Николас Эпли, изучавший данное явление, пишет: «Любители черного хлеба считают, что они в большинстве. Сторонники консерватизма склонны думать, что большинство разделяет их точку зрения; то же самое происходит и в случае с приверженцами либеральных взглядов. И те и другие обычно думают, что люди, не проголосовавшие на выборах, отдали бы свой голос их стороне. А если говорить о морали, то даже те, кто находится в явном меньшинстве, все равно полагают, будто они составляют нравственное большинство».
Некоторые из экспериментов Эпли были призваны выяснить, насколько люди верят, что даже
Именно эта простейшая ошибка подтолкнула Фрейда переосмыслить понятие первородного греха. Рассмотрев «оскорбляющие мораль желания, навязанные нам природой», он выдвинул теорию о том, что причиной большинства внутренних страданий человека являются не дьявольские искушения, а чудовищные побуждения, которые мы в себе подавляем. Изучив неврологию, Фрейд пришел к изменившему весь мир выводу, что поведение человека в значительной мере лежит за рамками его сознательного контроля. Такое предположение оказалось идеальным для своего времени. В XIX веке люди восторгались научными открытиями, проливавшими свет на новые неизведанные миры. Они узнали о генах, бактериях и эволюции – о силах, витавших в воздухе и скрытых в человеческом теле, которые, по всей видимости, имели почти что сверхъестественную власть над нашими судьбами.