Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Петрович тоже не любил свой день рожденья. С детства осадок остался. Отец по календарю родился всего на одно число раньше и так немилосердно загуливал, что маленький Вовка на следующий день ни то что подарка – слова доброго не слышал. Потом, повзрослев, отмечал, конечно, нажирался с друзьями, как отец. Но это уже не настоящие дни рождения. Настоящие – всегда в детстве.

Петрович подскочил к Наташе и принялся её успокаивать:

– Не плачь, ничего страшного не случилось, – попытался погладить по голове, но Паша отпихнул его руку, – давай сейчас выпьем за твой день рожденья!.. Сколько тебе исполнилось?

Она, уткнувшись в Пашино плечо, ничего не ответила. Тогда он, поймав на столе свою чекушку с остатками водки, от всего сердца поздравил её:

– За тебя, Наташенька! Живи, дочка, долго и счастливо!..

Но Паше и это не понравилось.

– Давай, батя, пей, и вали в свою Брехаловку. Ты надоел уже.

Злой он какой-то, этот Паша. Впрочем, сын Лёшка такой же был. Петрович развёл руками в знак беспрекословного согласия, и сердечно, смакуя, медленно, опустошил бутылку.

– За тебя, Наташ, – поддержал худощавый и тоже выпил.

Пашок с воодушевлением налил из коробки всем ещё по одному стакану. Петровичу же даже попробовать не предложил. Хотя так даже лучше. Сердце твёрдо стояло на своём – том, что оставаться здесь дальше небезопасно.

Дьячок отчего-то разом запьянел. Еле удерживая равновесие на стуле, он сбивчиво и неразборчиво спросил у худощавого:

– Объясни мне… пожалуйста, поточнее… как добраться до «Звёздочки»?

Все захохотали. Особенно развеселился Паша:

– У-у!.. Батюшка нажрался!..

Худощавый, смеясь, всё-таки попытался ему растолковать:

– Выйдешь на лесную дорогу, пойдёшь прямо до развилки, там повернёшь налево.

– А зачем ему в «Звёздочку»? – спросил Петрович.

Паша не унимался, аж покраснел весь от смеха. Худощавый же поуспокоился и серьёзно ответил:

– У него там друг какой-то есть.

– Надо его отвести туда, – забеспокоилась Наташа.

– Я его туда отведу, – Петрович с облегчением вздохнул.

Сколько бы ещё он тут сидел да высиживал, а так повод подвернулся. Он собрался, надел плащ и запихал в рот оставшийся кусок ветчины да откушенное ранее яйцо.

Дьячок в пьяном забытьи накренился на лавке. Вот-вот упал бы. Но Паша вовремя углядел, подскочил и поймал его за шиворот.

– Надо на улицу вытащить, чтоб освежился, – предложила Наташа.

Петрович взял его одну руку, худощавый другую, а Паша сзади за обе ноги ухватился. Дьячок был толстый да к тому же совершенно невменяемый, поэтому нести его оказалось делом нелёгким. Но всё же кое-как удалось вынести его из домика и поставить к ближайшему дереву.

Паша, матюгнувшись, развернулся и ушёл к Наташе в домик. Вдвоём удержать его не удалось. Дьячок выскользнул из рук, повалился на снег и проблевался.

Худощавый брезгливо отпрянул и направился к домику. Петрович, видя, что дьячок чуть пооклемался, сказал:

– Пошли, отведу тебя в твою «Звёздочку».

Худощавый приостановился возле крыльца и крикнул:

– Пока, Артём.

Дьячок отреагировал лишь слабым кивком головы. Но уже то хорошо, что вообще отреагировал. Значит, понимал. Петрович взял его за руку и попытался приподнять. Дьячок, повиновавшись, встал. Еле-еле, бросаясь из стороны в сторону, дошли до тропинки. Там дьячок, упав на колени, опять проблевался. Рвало его так неистово, так долго, что Петрович даже проникся, пожалел, самого замутило чуть-чуть.

Извергнув вон содержимое желудка, дьячок значительно полегчал. Теперь они быстро вышли по тропинке на лесную дорогу. Там Петрович не на шутку перепугался. На дороге стояла машина. В салоне никого не было. Неужто хозяин сумки приехал?

– Машину кто-то бросил… – выразил вслух свои мысли Петрович.

Но через минуту догадался, чья это машина, вспомнив Пашины слова и брелок с ключами в его руке. Правда, вместе с облегчением небольшой испуг всё равно остался. Тень хозяина сумки преследовала Петровича. Он так разволновался, что стал нести всякую ерунду, только чтобы отогнать от себя неприятные мысли.

А мыслей был целый рой. Когда забрать сумку? Сегодня ли? Сейчас ли? Если да, то как, где её пронести, чтобы никто не увидел? По лесу ли? По этой ли дороге или ещё как?

– Не переживай, – сказал он скорее себе, чем дьячку. – Всё будет хорошо, всё хорошо будет.

Дьячок не ответил, и Петрович продолжил:

– С кем не бывает. Ну бывает, попал в переделку. Ну да, оплошал маленько. Всё будет хорошо, всё хорошо будет.

Вздрагивая от каждой проезжавшей по шоссе машины, он твердил, не переставая:

– Доберёмся… доберёмся как-нибудь… доберёмся… доберёмся как-нибудь…

Рука крепче обхватила дьячкову руку, а ноги прибавили шаг – благо, дьячок позволил это сделать, не качался особо и не заплетался. Петрович, пожалуй, сам больше заплетался. И непонятно, что было тому виной: то ли «синий туман» в голове, то ли страх.

Деревья, нависшие над дорогой, в темноте пугающе раскачивались и шелестели. Казалось, будто среди них кто-то прятался.

– Тут рядом, – гундел себе под нос Петрович. – Тут всё рядом… Всё будет хорошо, всё хорошо будет…