Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Девушка же Кириллу не очень приглянулась. Она вообще была не в его вкусе. Волосы были прямыми тёмными, а он хоть и любил прямые, но точно светлые. Живые, игривые её глазки были маленькими, а он любил большие. Её губы были полными и чувственными, и хоть он такие и любил, но ей они не шли. Фигура была испорчена лишним весом, а он терпеть этого не мог. Грудь её была до того маленькая, что она почти не выделялась из куртки – так он не любил. А задница была, наоборот, слишком выражена, а он не любил выраженную. Ноги короткие, а он любил длинные. И так далее. Конечно, уродиной её назвать нельзя – всё-таки личико было весьма интересным. Но вряд ли бы он обратил на неё столь же пристальное внимание где-нибудь в городе. А здесь, в домике, глаза сполна насладились женской компанией.

Ни Алик, ни тем более Артём не проронили ни слова. Несколько секунд общего замешательства пресёк неожиданно проснувшийся Петрович.

– Мы! Мы тут живём, от непогоды спасаемся, – сказал он полупьяным голосом.

Парень повернул голову в его сторону и насмешливо-презрительно бросил:

– Спи, на, не рыпайся.

Петрович развёл руками и послушно закрыл глаза.

– Это чё за хмырь? – заулыбался парень.

Теперь стало понятно, что рога действительно не собирались нападать, и Кирилл вышел из-за своего укрытия в виде Аликовой спины. С подчёркнутой вежливостью он ответил:

– Да тоже, как и мы, от дождя сюда пришёл прятаться.

– Неплохо прячетесь, – парень кивнул на стол, – там, кстати, снег уже валит.

Кирилл вздохнул:

– Что ж поделаешь, сейчас пойдём до деревни на автобус, а то так и останемся здесь.

– Ты, чё, дурак? – вдруг заржал парень. – Автобусы отменили все. Ты чё? На дороге не видать нихрена!.. Чё бы мы сюда приперлись-то? Я машину бросил, на, тут недалеко.

Эти обидные слова и смех, ядовитой струей пробежав по извилинам, выскочили прочь, как нечто совершенно не имеющее значения. Значение имело то, что они так небрежно передали. Это было катастрофой. Гармония в ничтожную долю секунды, в тот момент, когда всё дошло и осозналось, и принялось, лопнула, как воздушный шарик, напоровшийся на гвоздь. Все надежды рухнули.

Ещё мгновение назад всё было решено и расставлено, и всё было обещано и гарантировано, а теперь лишь слёзы бессилия щекотали вместилища глаз, заставляя трепетать ресницы со всё время нарастающей частотой.

– Это правда? – выговорил Кирилл, опустившись на лавку и еле дыша.

– Да, – вмешалась девушка, – мы из Б. Я должна была ехать на этом автобусе, но рейс ещё час назад отменили. Там такое на улице творится, мы чуть не перевернулись на машине!..

– «Чуть не перевернулись», – передразнил её парень. – Сама виновата. Завтра поехали бы! А теперь всё, садись вон на лавку. Приехали, на!..

Та резко огрызнулась:

– Да пошёл ты, знаешь куда! Посидим часа два, утихнет немного и поедем. Машину ребята помогут вытащить.

Парень уселся на лавку и, отвернувшись от неё, поделился:

– Я домик этот увидал, на, ну и свернул на лесную дорогу тут недалеко. Думал, по ней сюда доеду, но снега уже навалило, на. Встал, на.

Наступило молчание. Артём смущённо переминался с ноги на ногу. Парень важно и напористо гремел брелком с ключом от машины. Алик с легко читаемой тревогой наблюдал за его движениями. Девушка сначала без особого интереса разглядывала комнату, а потом вдруг с особой, странной заинтересованностью уставилась на Петровича. Петрович снова прикрыл глаза и как будто заснул.

Вовне домика всё продолжало греметь, свистеть, завывать, чёткими, равномерными ударами закидывать многострадальное маленькое окошко холодной белой массой. Внутри же, если абстрагироваться от инородных звуков, скопилась, точно горький дым, томительная, вязкая, режущая тишина.

Кирилл, мучаясь и отчаиваясь, совершенно сник и тогда в его голову пришла вполне разумная и естественная мысль: «Что же теперь свет клином сошёлся на дурацком автобусе из дурацкого города Б.?»

– А вы ведь в А. ехали, да? – обратился он к парню. – Не подбросите нас, когда распогодится немного?

– Машину поможете вытащить, подброшу – чё не подбросить… – как бы на «отвяжись», нехотя ответил тот.

Да, Кирилл заметил неуважительные интонации его ответа, но суть была в сто раз важнее интонаций. Он бы расстроился гораздо больше, если б ласковым, почтительным тоном прозвучал отказ. Это была бы трагедия. Но теперь, когда удалось договориться, получить столь вожделенное согласие, произошло чудо – подступавшие слёзы бессилия покинули вместилища глаз, а ресницы перестали трепетать со всё время нарастающей частотой. Он с облегчением и благодарностью протянул парню руку:

– Давайте знакомится тогда. Меня Кириллом зовут.

Парень, размахнувшись, подал свою большую, крепкую руку:

– Пашок, на! А это подруга моя, Наташка, – он ткнул, не поворачиваясь, большим пальцем руки в сторону девушки и, подумав малость, добавил: – Я за неё голову кому хошь отверну.