Семь жизней. Рукопись неизданного романа

– Нет, я хочу здесь побыть ещё немного. Мне здесь нравится пока, – и она недвусмысленно заглянула ему в глаза.

Вскоре они вышли на лесную дорогу, где стояла Пашкова машина – тёмно-красная «девяностодевятая». Наташа вытащила с заднего сиденья двухлитровую коробку дешёвого вина.

– Может, посидим в машине, покурим? – предложила она.

Соблазн был велик, но Кирилл устоял. Скорее, при помощи страха, чем благоразумия.

– А ты куришь?

– Покурю, если дашь сигарету. Пашка мне не разрешает.

– Дам, конечно, – он полез внутрь, под Пашкову куртку, где была своя, невысохшая, и достал ей и себе по сигарете. – Только, может, пойдём, а то вдруг он волноваться будет?

– Кто? – она потянулась к зажигалке.

– Паша.

– Не будет. Но ладно, как хочешь, пойдём.

Кое-как, впопыхах, покурив возле машины, они пошли обратно. Кирилл нёс вино и постоянно менял руку из-за холода. Вдруг Наташа резко остановилась и сказала:

– Я в туалет хочу.

– Ладно. Я могу подождать тебя там, возле упавшего дерева.

– Нет, стой здесь, я боюсь. И загороди меня, а то дует со всех сторон.

Она быстро стащила себя джинсы и, присев прямо на тропинке, оставила под собой маленькую жёлтую лужицу. Затем, выпрямившись, полезла в карман куртки, достала салфетку и вытерла себя между ног.

Кирилл всё это время стоял и смотрел на неё, не отворачиваясь и не двигаясь с места. Она, казалось, именно этого и хотела, совершенно не скрываясь, а наоборот, выпячивая всё напоказ, делая всё непростительно долго при таком холоде и одевшись только тогда, когда он сделал нерешительное движение в её сторону.

Это было не движение даже, а еле уловимое намерение подойти ближе, чтобы и вправду хоть как-то закрыть её от ветра. Просто порыв мужской заботы, раз женщиной было оказано такое доверие.

– Всё, – сообщила она.

– Вижу. Ну, ты и даёшь!..

– Я ещё ничего не даю.

Если минуту назад он, действительно, не хотел обладать ею, то теперь это желание появилось и стремительно росло. Не важно, где, хотя бы и прямо здесь, на снегу. Но она, пройдя мимо, направилась к домику.

Придя в себя, Кирилл поспешил следом и, нагнав её возле крыльца, обнял сзади. Страсть, сосредоточившись в одном единственном месте, неистово прижалась к её телу. Свободная рука полезла под куртку в поисках груди. Страх отступил, разум помрачился.

– Знаешь, кто действительно маньяк? Пашка мой, – высвободившись, сказала она.

В этих словах не было ни отказа, ни грубости. Произнесены они были тихо и вполне доброжелательно, но щёки Кирилла запылали таким огнём, будто только что удостоились пары приличных пощёчин. Наташа поднялась на крыльцо. Кирилл, жадно вдохнув воздух, последовал за ней.

– Как там погода? – спросил Пашок, когда они вошли внутрь.

Его хриплый голос был, как бич. Его немигающие, прищуренные глаза впились, словно стрелы. Вся его натура в виде готовых к схватке бычьих рогов теперь имела полное право на не смеющее дышать брюхо. Это брюхо было полностью в его власти. Точнее, во власти Наташи.

Этим брюхом был Кирилл. Он чувствовал себя неприкрытым, обнажённым перед Пашком. Ведь страсть никуда не успела подеваться, она бесстыдно оттягивала брюки. А волнение не хотело скрываться, оно не могло скрыться – таким оно было сильным. Всё, что мог сделать Кирилл, это просто поставить вино на стол и не дышать, чтобы подавить предательскую дрожь. Кирилл не мог ответить. За него это сделала Наташа.

– Хреновая, – невозмутимо сообщила она.

– А чё так долго?

– Ничего не долго. Сам бы сходил, если быстро надо.

Пашок смягчился:

– Мы тут с… Артёмом и Музыкантом за музыку успели потрещать…

– Молодцы. А я думала о религии.

– Почему это?

– Кирилл сказал, что Артём батюшкой будет.

Кирилл наткнулся на мрачно-насмешливый взгляд Алика и смутился. Он был совершенно беззащитен. Наташа могла сказать всё, что угодно, могла манипулировать им, могла нанести удар в спину. Но пусть бы она говорила всё, что хотела, передавала все слова, сказанные ей наедине, только не то, самое страшное, типа: «А Кирилл приставал ко мне!». О, как это страшно, стоять на краю пропасти, смотреть вниз, в эту бездонную черноту и не иметь возможности отвернуться!

Да, от Алика-то хотя бы отвернуться можно было, что Кирилл и сделал смущённо, виновато.

– Да нет, я имел в виду, что он может быть батюшкой.

– Не буду я никаким батюшкой, – тоже смущаясь, возразил Артём.

– Да ладно, чё ты! – подколол его Пашок. – Я тоже, может, когда-нибудь в попы подамся!

– Давай, а я чё, попадьёй буду? – поддержала Наташа.

– Священники не люди, что ли? – Артём не шутку обиделся.

Пашок раскашлялся, подавляя смех, и посерьёзнел.

– Почему не люди. Я к православию нормально отношусь. И в церковь иногда захожу, свечку ставлю за мать там, отца… дядьку… за пацанов, но сейчас попы какие-то не те пошли.

– Почему не те? – набросился Артём.

– Да потому что там половина голубых, а половина х** знает каких! – вдруг рассвирепел Пашок.