Семейное дело

Так оно и оказалось. До дома Лизу проводил ее однокурсник, Юрий Кричевский. Сейчас она не хотела отпускать его, да и Рогов уговаривал остаться, благо на столе еще стояла всякая всячина. Кричевский снял, повесил пальто и вошел, потирая ладонями замерзшее лицо.

Бочаров узнал его сразу.

Пришлось снова садиться за стол — правда, лишь вчетвером. Женщины по-прежнему мыли посуду. Искоса Рогов наблюдал за Лизой, стараясь угадать — случайный ли это провожатый или красивый, ничуть не смущающийся новой обстановки парень чем-то близок ей? До сих пор он глядел на дочку со странным чувством восхищения и легкой досады. За делами, за месяцами и годами напряженной, нелегкой жизни он даже не заметил, как Лиза выросла. Жена рассказывала, что мальчики ее не интересуют, что растет бесенок. На первом курсе какой-то шустрый юнец сунулся было поцеловать ее, она схватила подвернувшуюся под руку деревяшку и трахнула поцелуйщика по голове. Она кривила губы, если Рогов предлагал ей отдохнуть летом, и укатывала на стройку со студенческим отрядом. Она не признавала портних и ходила в брюках и глухом темном свитере. Но это, думал Рогов, у нее, как у всех. И появление в доме рослого, красивого парня с умным, тонким лицом даже обрадовало его. Если уж здесь, кто-то и появлялся, то обычно числом не менее десяти, и в дочкиной комнате звенела гитара, и он улыбался, слушая, как они поют про кузнечика, который прыгает коленками назад, или про девушку с острова Пасхи.

Он заметил, что парня разглядывает и Бочаров. Заметил это и Кричевский.

— По-моему, — сказал он Бочарову, — вы пытаетесь вспомнить, где видели меня?

— Отчего же, — ответил Бочаров, — я помню.

— Да, — улыбнулся Кричевский. — Мир слишком тесен. А вы — Бочаров, верно? И у вас есть сын Алексей. Длинный такой. Видите, как все в жизни переплетено.

Рогов подумал — да, все в жизни переплетено, все мы так или иначе связаны друг с другом, знакомые и незнакомые. Этот парень был еще незнаком ему. А как знать, может быть, именно он когда-нибудь войдет в его дом, будет жить с ним под одной крышей, станет отцом его внука или внучки.

— Вы правы, — сказал он. — Я и то кое-что знаю о вас. Жена рассказывала, что вы — незаурядный студент.

— Однако же у вас и память! — удивленно поднял брови Кричевский.

— А сам доволен-предоволен! — фыркнула Лиза, подкладывая ему кусок торта. — Незаурядный студент, папа, честолюбив и самонадеян. Пятикурсники снимают перед ним шапки, а первокурсницы уступают место в автобусе. Все это родило в нем ощущение неповторимости собственной личности. Однако, когда надо ехать на стройку, личность старается увильнуть. Увлечение Бодлером и Рембо несовместимо с возведением коровников.

«Нет, — подумал Рогов. — Наверно, я ошибся. Здесь не то… Она не стала бы так говорить о человеке, если тот хотя бы нравился ей. Или это маскировка, так сказать, защитная реакция? В таком случае Лиза слишком уж беспощадна».

— Ты же знаешь, — мягко сказал ей Кричевский, — что я почти все лето провожу в Москве, в Публичке. Здесь многого не достать, — объяснил он Рогову. — Вот и приходится жить летом в Москве.

«Значит, работяга, — подумал Рогов. — Хотя и со строительным отрядом тоже надо ездить. Лизка права, конечно».

— Кстати, о первокурсницах, — словно вспомнила Лиза. — Кончился твой роман с той большеглазенькой?

«Ого, — подумал Рогов. — А вопросик-то задан с отчаянным спокойствием! Ай да Лизка! Все вроде бы открыто, при всех, а на самом деле вовсе не из любопытства». Кричевский снова улыбнулся — на этот раз улыбка была натянутой.

— У вашей дочери, — сказал он Рогову, — удивительно милая манера вгонять людей в краску неожиданными открытиями. Нет, Лизонька, не было у меня романа с той большеглазенькой. Славная девчушка, но глуповата, по-моему.

— Для того чтобы это выяснить, тебе понадобился почти целый семестр? — фыркнула Лиза.

— Ладно тебе, Лиза, — остановил ее Рогов. Парень и впрямь казался смущенным. Надо было как-то уводить разговор в сторону. Рогов поинтересовался, откуда у Юрия такое увлечение филологией и не пишет ли он сам? Кричевский словно обрадовался возможности поговорить о литературе. Да, книги он любит с самого раннего детства. В их доме всегда было много книг. А потом ведь, как говорил еще Белинский, «литература есть сознание народа, цвет и плод его духовной жизни». Ну, а насчет того, чтобы писать самому…

Лиза перебила его:

— Он предпочитает делать романы, а не писать их.

— Опять ты за свое! — уже досадливо сказал Рогов.

Нет, это не было случайностью. Он и не предполагал в дочери такую ехидную и открытую ревность, а то, что это была именно ревность, он уже не сомневался. Для Даши это будет, конечно, открытием. То-то он посмеется сегодня над своей всезнающей супругой!