Семейное дело

Ильин так и не мог вспомнить потом, услышал ли он эти два слова или догадался о них по движению дрожащих малыгинских губ. Он поднял руку. Все! Отливка сорвана… Он еще не знал почему, только затылком, всей спиной чувствовал на себе взгляды десятков глаз и знал, что вот сейчас его спросят это самое «почему?», а он ничего не сможет ответить.

О том, что случилось, можно было только догадываться. «Постель» формы не выдержала, под ней оказалась какая-нибудь пустота — иного объяснения он не мог дать.

…И вот они сидят в его кабинете — Званцев, Нечаев, Заостровцев, бледный как бумага Малыгин, еще несколько человек, — и никто не хочет говорить — курят, пьют боржом, глядят в окна, постукивают пальцами по столу, будто в доме покойник. Секретарша всунула голову в дверь:

— Вы подпишете пропуска корреспондентам, Сергей Николаевич?

Он кивнул сидящему возле двери Эрпанусьяну:

— Подпиши, пожалуйста.

И снова молчание, снова тишина…

— Ну что ж, товарищи, — вдруг сказал Званцев, — давайте спросим металлургов, что все-таки произошло? Двадцать тонн стали провалились сквозь землю, да так, что кусочка на память не осталось. Я уже не говорю о том, что это десятки тысяч государственных рублей…

— Тридцать шесть, — сказал Ильин.

— У вас есть какое-нибудь путное объяснение, Сергей Николаевич?

— Только одно. Прорыв формы, а под ней оказалась пустота. Я не знаю какая. Это мы выясним, когда закончится остывание. Во всяком случае, — уже резко, будто его и других собирались обвинить в этой неудаче, — я отношу все за счет случайности. Вот документация — и по плавкам, и по формовке. Заливка производилась строго по технологии, это вы видели сами…

Заостровцев, быстро повернувшись к Ильину, перебил его своим сухим, скрипящим голосом:

— Вот как? Вы сразу решили занять удобную позицию, Сергей Николаевич? Случайность! Легче всего валить на случайность. Стало быть, по чистой случайности сорван срочный министерский заказ — так и прикажете сообщить сегодня заместителю министра? Или все-таки сослаться на начальника цеха и его заместителя товарища Малыгина?

— Малыгин здесь ни при чем, — сказал Ильин. — Я лично проверял работу формовщиков. Есть и официальный документ — акт бюро техконтроля. Я понимаю, Виталий Евгеньевич, что настроение у всех нас далеко не праздничное, но вряд ли стоит сейчас срывать его на Малыгине. Или на мне.

Заостровцев как-то подобрался, стал еще тоньше, еще суше, и опять Ильину ясно увиделось это его сходство с маленьким, готовым к прыжку зверьком. Нечаев, который до сих пор не проронил ни слова, вдруг взял Заостровцева под руку, как бы предупреждая от тех, возможно, резких и несправедливых слов, которые Заостровцев уже готов был бросить Ильину.

Щелкнул динамик прямой связи, и кто-то (Ильин не узнал этого голоса) торопливо сказал, что в цехе острый запах гари, дым в раздевалке и душевой. Ильин протянул руку и нажал на селекторе нижнюю правую кнопку — вызов пожарной охраны. Он проделал, это механически, хотя ни разу до этого ему не приходилось вызывать пожарную охрану, и встал, надевая каску. Сейчас ему было не до того, что здесь, в его кабинете, сидели и первый секретарь райкома, и секретарь парткома, и главный инженер. Он опомнился лишь у двери и, обернувшись, сказал:

— Все работники цеха — по своим местам. А вас, товарищи, прошу туда не ходить, буду докладывать по прямой.

Пожарные машины уже подъехали к цеху, и парни в военных касках раскатывали шланги. Ильин, каким-то чутьем угадав старшего, крикнул:

— Остановите их!

Он запыхался, пока бежал сюда. Действительно, из раскрытых окон душевой и раздевалки — низенького кирпичного здания, пристроенного к стене цеха, — шел дым, значит, жидкий металл как-то добрался под землей и сюда. Если пустить воду, может быть взрыв.

Сейчас Ильин двигался и говорил так, будто в нем работал какой-то четкий, безошибочный, выверенный аппарат. Поставить ограждение перед формовочным участком. Убрать людей. Всех! Перенести изложницы к печам, в канавы, лить только там и еще на стержневом. Шток сунулся было к нему с предложением вообще закрыть второй пролет, это значило — остановить печь, но Ильин рявкнул на него, впервые в жизни обращаясь на «вы»: «Идите и работайте».

Пожарники, натянув респираторы, начали разбирать полы в душевой и раздевалке — дым шел и шел, но огня не было видно.

— Осторожно! — крикнул Ильин. — Земля может осесть! Он уже не думал о том, что произошло каких-нибудь полчаса назад. Сейчас он боялся лишь за этих пожарников.

— Уберите своих людей, — резко сказал он начальнику охраны. — Это слишком опасно.

— Так что же, прикажете сидеть и ждать? — спросил тот, недовольный тем, что кто-то вмешивается в его работу.

— Да. Это не пожар. Значит, надо сидеть и ждать.

— И долго? — усмехнувшись, спросил начальник охраны.

— До остывания.