Семейное дело

Она ворвалась в воду и поплыла. Она не видела, как ошалело замер у костра Генка и как его девица приподнялась, чтобы поглядеть, что происходит. Нина плыла, далеко вперед выбрасывая руки, — скорей, скорей, подальше от этого острова любви, от этих диких глаз Коптюгова, грубых рук, от его звериной силы, которую она словно бы чувствовала и сейчас.

Сразу же после смены, еще не успев вымыться и переодеться, Коптюгов пришел к Ильину. Здесь, в кабинете начальника цеха, он не был с прошлой осени и, помня, как сухо, даже резко встретил его Ильин, вошел, постучав и сняв каску.

— Можно?

Ильин разговаривал по телефону и только кивнул ему.

Коптюгов разглядывал этот кабинет, где ничего, казалось, не изменилось со времен Левицкого, и он подумал, что Ильину то ли некогда что-то переделывать по-своему, то ли он не умеет этого или не хочет, вот и живет здесь, словно временный жилец, снимающий комнату с хозяйской мебелишкой.

Ильин разговаривал с кем-то, еле сдерживаясь. Он не может сейчас поставить «сороковку» на ремонт. Конец полугодия, надо же соображать… Нет, они еще не подсчитывали, но, видимо, подойдут к концу июля впритык… И так-то было два прохлопа с цилиндровым литьем, а цилиндр все-таки двадцать дней «чахнет»… Да, всего доброго. Коптюгов, делавший вид, что не прислушивается к этому разговору, подумал: кто-то из начальства, вот Ильин и сдерживается…

— У вас дело?

— Сюда без дела не ходят, — ответил Коптюгов. — У меня, Сергей Николаевич, стаж вышел… Ну, кандидатский. В прошлом году, если помните, меня рекомендовал начальник цеха Левицкий.

— Помню, — кивнул Ильин и вдруг тоскливо подумал: господи, уже прошел год! Надо будет съездить к Левицким. Неужели уже год?

Он встал, поднялся и Коптюгов, но Ильин остановил его. Ничего, сидите. Обогнув стол, он остановился напротив Коптюгова и заметил, как тот напряжен, словно чувствует, что я ему сейчас скажу.

О том, что он скажет Коптюгову, Ильин решил уже давно, и вот теперь такой случай — они вдвоем, и все можно сказать без свидетелей, с глазу на глаз, не особенно задумываясь над словами. Это решение сказать Коптюгову все, что он думает о нем, впервые возникло еще весной, в Малиновке, после того короткого и полного недоговоренности разговора с Сережкой и Будиловским; тогда он подумал — что же мы сами делаем? Сами! Молчим, когда надо сказать, уходим в сторону, когда надо наступать, боимся обидеть человека, когда его надо открыть и показать всем, что в нем есть.

Взгляд, которым он глядел на Коптюгова, был недобрым…

— Будем говорить честно, я надеюсь? — спросил он.

— Конечно. Дело партийное, так что готов на любую критику.

— Вот как? — усмехнулся Ильин. — Значит, чувствуете за собой какие-то недостатки?

— А у кого их нет?

— Это верно, ангелов не бывает… А знаете, Коптюгов, не поднимается у меня рука дать вам рекомендацию. Не поднимается… Я много думал о вас. И все, что я знаю… Короче говоря, все это против вас.

— А что вы знаете? — спокойно и жестко спросил Коптюгов. — Что я умею работать и работаю дай бог как?

«Что он знает? Ни черта он не знает…»

Ильин отметил про себя и это спокойствие, и эту жесткость. Если б такое сказали мне, я сразу бы встал и ушел, а он не уходит. Он ждет, что я отвечу, и я должен ответить. Иначе он где угодно может сказать — личная неприязнь, хотя я, как всякий человек, имею право и на личную неприязнь. Но ее одной для серьезного разговора маловато, пожалуй.

— Вам кто-нибудь дал уже рекомендацию? — спросил Ильин.

— Я к вам первому.

Ильин кивнул и вспомнил Сережкины слова: «Коптюг свои делишки тонко делает, не подкопаешься». У Ильина и сейчас появилось странное ощущение, будто Коптюгов, придя к нему просить рекомендацию в партию, тоже делает какое-то «делишко», но прав Сергей: не пойман — не вор, а я ничем не могу подтвердить это предположение…

— Должно быть, у меня было слишком мало времени, чтобы приглядеться к вам ближе, — сказал, отходя к окну, Ильин. — О чем-то я слышал, о чем-то догадывался сам… ну, о той великолепной плавке, например… И зачем это делалось, тоже догадывался, даже, если хотите, понимал и не очень осуждал… Скажите, кто от моего имени звонил на радио, когда вы ввели уплотненный график?

Он спросил это неожиданно и, повернувшись, глядел на Коптюгова, поражаясь тому спокойствию, с которым он ответил:

— Не знаю. Меня их сотрудница разыскала дома.

— Спокойно ответили, — сказал Ильин. Теперь он был уверен, что на радио звонил или сам Коптюгов, или этот его приятель, Усвятцев. Слишком уж спокойно ответил Коптюгов, будто сидел и ждал, когда я спрошу его об этом. И все равно доказать ты ничего не можешь. — Ладно, пусть будет так. Мне не нравится, как вы зарабатываете свою славу, Коптюгов. Она будто бы упирается, а вы тащите ее за руку в дверь. Эти статьи ваши и про вас… А ведь у нас бывает и так: потом уже слава по инерции начинает тащить человека, что ему и требовалось. Так вот, именно это я и думаю о вас, Коптюгов.