Читаем Семейное дело полностью

Вот почему она охотно согласилась поехать в Малиновку — сто лет не была за городом, даже забыла, как выглядит обыкновенный лес. Коптюгов заехал за ней на своем «Жигуленке» ранним утром, открыл дверцу, она села рядом с ним и только тогда увидела, что в машине еще двое — Генка Усвятцев и какая-то незнакомая девица.

— Ниночке категорический физкульт-привет! — сказал Генка. — Знакомьтесь: Ниночка и Валечка, а проще — Блошка, поскольку ейная фамилиё Блохина, возможно будущая Усвятцева.

— Ну, прямо! — сказала Блошка. — Очень-то надо.

Нина внутренне поморщилась: Усвятцев ей не понравился еще тогда, на новоселье у Коптюгова, Блошка тоже не понравилась сразу. Зачем только Коптюгову понадобилось брать их? Она смотрела прямо перед собой на стремительно набегающую дорогу и слышала, как сзади вдруг началась тихая возня, Блошка хихикала, и это было уж совсем неприятно Нине.

— А вы лихо водите машину, — сказала она Коптюгову, чтобы те двое, на заднем сиденье, вспомнили, что они здесь не одни.

— Армия научила, — сказал Коптюгов. — Пришел в ГАИ сдавать на права, боялся как мальчишка. Ничего, руки и ноги сами все вспомнили. — И, обернувшись, прикрикнул: — Кончайте там жаться, другого места у вас нет, что ли? Блошка снова хихикнула.

— А нам с Геночкой всюду удобно. Я Геночку как-нибудь к себе в служебное купе возьму. У меня двухместное.

Коптюгов только головой покачал.

Километров через пятнадцать была первая остановка, и Генка с Блошкой нырнули в рощу. Нина поглядела им вслед: девица стройная, ничего не скажешь. Коптюгов перехватил ее взгляд и недовольно сказал:

— Привязался ко мне Генка — возьми да возьми… А эту деву он просто на улице склеил. Говорит — иду, а впереди бедра в джинсах «Рэнгле», даже нашлепка светит — «Блю Бэлл». Ну, и подкатился — дескать, у какого купца брали и за сколько? А теперь вот… Вы не сердитесь на меня, Нина.

— Я не сержусь, — спокойно ответила она. — Я пойду вперед, а вы догоняйте.

Она пошла по обочине, скинув туфли, с блаженным ощущением холодной утренней земли под босыми ногами. Уже взошло солнце, оно было за спиной Нины, а впереди вышагивала ее тень, нескладная и длинная. Нина подняла руки — и тень подняла руки. Нина засмеялась: как хорошо! Утро, птичьи голоса, запах травы, пустая дорога, теряющаяся за поворотом, и солнце греет спину, и эта легкость во всем теле… Даже Генка с Блошкой не испортили ей настроения.

Привычка к городу, как это часто бывает, лишь обострила в Нине радостное ощущение этого когда-то оставленного ею другого мира — мира деревьев, трав, дальних синеющих лесов, огромного, не закрытого домами неба, и даже то, что она шла сейчас босая, рождало какие-то свои воспоминания. Она не оборачивалась. «Если дойду до поворота, а машина меня не догонит, все будет хорошо». Она дошла до поворота и услышала сзади шум машины.

— Не простудитесь? — спросил Коптюгов, когда она снова села рядом с ним. Ее тронула эта заботливость и этот тревожный взгляд на ее босые ноги.

— Нет, — сказала она. — Какое сегодня утро-то!

— А я больше всего по утрам спать люблю, — сказала сзади Блошка. — Хотите курить? У меня «Мальборо».

— Я не курю, — ответила, не оборачиваясь, Нина. — Бросила.

— Курили, когда было худо? — тихо спросил Коптюгов. Она кивнула. — Значит, сейчас…

Он не договорил, и Нина догадалась: не хочет, чтобы те двое слышали.

— Да, — все-таки сказала Нина. — Сейчас все совсем по-другому. Как будто проснулась, а сегодня вообще чудо: шла по дороге И думала — что может быть лучше природы!

— Ну, прямо! — сказала сзади Блошка. — Что-то мы долго едем, шеф.

Коптюгов и Нина невольно переглянулись и улыбнулись друг другу.

Потом Коптюгов свернул с шоссе и проселочной дорогой проехал к самому берегу длинного озера, посреди которого горбился островок. Отсюда была видна заводская база — несколько корпусов, и Коптюгов сказал Генке, чтобы тот смотался за лодкой. Поплывем на остров.

— Остров любви, — сказал Генка. — Так называется. Вы только мясо из кастрюли не вывалите, а то без шашлыка останемся.

Он ушел за лодкой, Коптюгов начал выгружать из багажника продукты, Блошка сразу же растянулась на траве, а Нина подошла к воде и ступила в нее. Здесь, у берега, вода была теплой. Нина зашла поглубже, приподнимая юбку и с улыбкой глядя, как мальки сразу начали крутиться возле ее ног.

В ней все росло это удивительное, спокойное и радостное ощущение чуда, до которого было всего-то сорок или пятьдесят минут езды. Солнечные блики на воде, запах уже разогревшейся хвои, теплая озерная вода, ласкающая ноги, и все то же неумолчное пение птиц входили в нее как будто впервые. Она осторожно шевельнулась — мальки кинулись врассыпную, и тут же неподалеку, у кромки камышей, что-то сильно плеснуло, она успела увидеть мелькнувшее тело какой-то большой рыбины и ахнула от удивления и восторга. По воде от всплеска пошли круги, маленькие волны набежали на колени Нины, и она попятилась в, веселом детском страхе, больше похожем на игру.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза