Семейное дело

Как и в прошлом году, лето выдалось жарким, и Нечаев, садясь в машину рядом со Званцевым, подумал, что вот сбывается его, Званцева, давняя шутка: на бюро обкома бывает жарче. Они ехали на бюро с полугодовым отчетом, заранее зная, что разговор будет нелегкий: та история с полетевшими во время испытаний лопатками ротора давала себя знать сейчас. Хотя, в общем-то, времени было потеряно не очень много, завод лихорадило, сроки выпуска головного образца новой турбины затянулись, людей в турбинном не хватало по-прежнему, и Нечаев грустно сказал Званцеву:

— Ситуация знакомая, Александр Иванович. То же самое было полтора года назад, при Силине, — помнишь?

Званцев недовольно кивнул. Это напоминание о Силине было сейчас совсем некстати. Что ж, на бюро он открыто скажет: сделано все возможное, чтобы наверстать упущенное время. Ему не хотелось говорить даже с Нечаевым: мысленно он уже стоял за небольшой трибуной, сбоку длинного полукруглого стола, за которым сидели члены бюро обкома, и говорил о сделанном. Нечаев положил свою руку на его.

— Нервничаешь? — тихо, чтобы не слышал шофер, спросил он. — Не надо, Саша. Рогов великолепно понимает все. Знаешь, что меня радует в нем? Если скажешь — я сделал все, что мог, он никогда не ответит, что надо было сделать еще сверх этого. Нормальный реализм плюс инженерные знания, и еще — партийная вера в человека.

— Ничего, — нехотя улыбнулся на это утешение Званцев. — Я тоже думаю, что нас поймут.

— Но говорить-то будешь ты?

— Может, и ты, — ответил Званцев. — Вполне вероятно, что Рогов поднимет и тебя. Главное — не повторяться.

В приемной, когда они вошли туда, было уже много народу, стало быть, бюро будет большим, долгим, и Нечаев, отметившись у секретарши, спросил, сколько будет вопросов.

— ЗГТ? — переспросила она. — Ну, вы-то вне конкуренции, вы идете первыми.

Он огляделся. Всегда можно было точно определить, кто с чем пришел сюда. Сдержанные, негромкие голоса скрывали волнение; здесь коротко здоровались знакомые, здесь не принято было расспрашивать о домашних делах; здесь люди, приглашенные на бюро, как бы внутренне собирались, прежде чем пройти туда, в небольшой светлый зал и отчитаться в своей работе. Нечаеву не раз доводилось бывать здесь, и он знал, что бывало по-всякому. Там, в том зале, не выбирали вежливых выражений, если речь заходила об упущениях. Там говорили правду в глаза, даже самую горькую и тяжелую. При нем там сняли с работы, да еще со строгим партийным взысканием, директора ЗГТ Силина, о котором все знали, что он — друг секретаря обкома с детских лет, и Нечаев даже сейчас, полтора года спустя, помнил те резкие, осуждающие, беспощадные слова, которые произносил Рогов. Тогда Нечаев вступился за Силина. Что ни говори, он был умелым организатором. И сейчас снова как бы услышал обращенные уже к нему, к секретарю парткома, слова Рогова: «А вы хорошо подумали, Андрей Георгиевич?»

Он оглянулся: Званцев стоял в другом конце приемной и разговаривал с какой-то грузной женщиной, та улыбалась — стало быть, не очень волнуется. Рядом с Нечаевым тоже разговаривали двое, но до него доносились лишь отдельные фразы: «…Опоздали с заявками на запчасти… Еще в феврале в Москву ездил…» — «Не примут во внимание, так что клади подушки на бока…» Он покосился на этих двоих: один, должно быть, из Сельхозтехники, и на бюро ему сегодня влетит по первое число за опоздание с заявками, конечно…

— Заходите, товарищи, — пригласила секретарша.

Нечаев успел сказать Званцеву: «Мы первые, сядем поближе», — и они прошли вперед, к первым столикам. Почти сразу же из противоположной двери, которая вела в кабинет Рогова, вышли члены бюро, здороваясь кивками с собравшимися. Рогов, поискав глазами, увидел Званцева и Нечаева и сказал, пододвигая к себе уже приготовленные на столе бумаги:

— Первый вопрос — полугодовой план завода газовых турбин. Товарищ Нечаев…

Нечаев поглядел на Званцева и встал, недоумевая, почему секретарь обкома вызвал, или, как здесь было принято говорить, поднял его. Ведь обычно по таким вопросам всегда выступают руководители предприятий! Он выждал — немного, несколько секунд, чтобы убедиться, что Рогов не ошибся и приглашает на трибуну именно его, секретаря парткома. Нет, не ошибся. Опустил голову, листает бумаги, ждет…

— Иди, — тихо сказал Званцев.

— Десять минут вам хватит? — спросил, не отрываясь от бумаг, Рогов.

— Хватит, Георгий Петрович.

Он испытал неприятный холодок, когда встал за трибуну и поглядел на часы, чтобы уложиться в эти десять минут. В руках у него не было ничего, ни самого маленького листка бумаги, и Рогов, быстро поглядев на Нечаева, еле заметно улыбнулся чему-то.

— Пожалуйста, товарищ Нечаев.

Ему было нетрудно говорить. Все, что должен был сказать здесь директор, они обсудили уже не раз, и Нечаеву не надо было даже напрягать память, чтобы вспоминать цифры.

Он уложился в восемь минут, но не уходил с трибуны, зная, что, как всегда, начнутся вопросы.

— Как идет реконструкция термо-прессового?

— Через месяц, по графику, заканчиваем первую очередь.

— Корпус турбинных лопаток?