Семейное дело

— Там не было таких настроений, Владимир Владимирович. Собрание прошло по-деловому. И о неполадках говорили больше, чем об успехах. Мне понравилось…

— Понравилось? — взорвался Силин. — Можно подумать, что вы сходили на «Лебединое озеро»!

— Пожалуйста, не кричите на меня, Владимир Владимирович. У вас в последнее время это стало нормой. Люди идут ко мне, жалуются…

Силин ушел, хлопнув дверью. Он не понимал, как это Губенко смог возражать ему. Не оправдываться, а возражать! Не понимал он и того, каких сил это стоило Губенко. И не знал, что Губенко твердо решил просить на конференции самоотвод, если снова встанет вопрос о его кандидатуре в партком. Здоровье никуда, сердце сдает, есть заключение врачей…

Но дело было не только в этом. Губенко чувствовал, что директор давит на него. Телефонный разговор с секретарем обкома Роговым лишь убедил его в том, что и в обкоме им недовольны. В таком случае лучше самому уйти честь по чести.

Силин, придя к себе, тут же позвонил в двадцать шестой. Он сделал это, повинуясь все той же бушующей в нем злости, еще не зная, о чем будет разговаривать с Нечаевым. И не удивился, что начальника цеха на месте не оказалось. Обычная история. Или он в цехе, или ходит по другим цехам.

Как всегда, Серафима Константиновна уже стояла возле стола, строгая, торжественная, только очки поблескивают. Силин швырнул трубку на рычаги.

— Ничего срочного?

— Главк просит сообщить точную дату испытаний.

Силин кивнул: Свиридов просил его о том же. Они собираются прислать группу конструкторов.

— Еще что?

— Звонили из редакции, Воронина. Просит принять ее.

Он поглядел на часы. Сегодня можно было бы встретиться с Ворониной. Часов в пять.

Серафима Константиновна сделала пометку в блокноте.

— Я буду в двадцать шестом, — сказал ей Силин, поднимаясь.

Дожили! Директор должен искать начальника цеха!

Он не стал подниматься в кабинет Нечаева, а сразу прошел в цех и, обогнув огромный карусельный станок, направился к сборочному участку. Новая турбина была видна издали. Разглядеть ее целиком мешало ограждение. Но зато Нечаева он увидел сразу. Тот стоял наверху, нагнувшись, и что-то объяснял двум сборщикам. Там же был и начальник сборочного, и еще какая-то девица в косынке, свитере и брючках.

Когда он поднялся по железной лесенке, похожей на корабельный трап, рабочие встали, Нечаев выпрямился.

— Здравствуйте, Владимир Владимирович.

— Слушайте, Нечаев, — сказал он. — Кажется, я буду вынужден обратиться в нашу охрану, чтобы там выдрессировали кобелька — искать вас. Я же приказал вам быть каждое утро на месте.

— Я звонил вам ровно в восемь тридцать, — спокойно сказал Нечаев. — Но вас еще не было, а дела не ждут.

Его спокойствие может вывести из себя кого угодно, подумал Силин. Он глядел на турбину. Там, у его ног, лежало сверкающее чудо, но для Силина это была еще просто немая машина, и он не радовался ей, не удивлялся тому, что она уже есть, почти есть, — все для него было гораздо проще: она должна была быть, и вот стала.

— Почему вы все здесь? — обернулся он к начальнику сборочного. — Что-нибудь случилось?

— Плохо идет центровка, Владимир Владимирович. Вот, подкладываем фольгу…

— Главк запрашивает точный день испытаний, — повернулся Силин к Нечаеву. — Вы понимаете, что будет, если я скажу — десятого ноября? Люди приедут, а у вас еще конь не валялся.

— Конь валялся, Владимир Владимирович. Вы же сами видите… Пока все идет точно по графику, день в день.

— Идемте, — сказал Силин. Ему не хотелось разговаривать с Нечаевым при других.

Они поднялись на третий этаж, прошли по длинному коридору, где пахло свежей краской. Нечаев пропустил директора вперед. Кабинет у начальника цеха был неуютный, пустой — стол, шкаф, несколько стульев, графики на стенах, вот и все. Вполне в характере Нечаева, который не любил сидеть в кабинете. Нечаев плотно прикрыл за собой дверь и спросил:

— Можно один вопрос, Владимир Владимирович? Почему у вас такое недоверие к людям?

— Что? — не сразу понял Силин.

— Такое недоверие, — повторил Нечаев. — Как будто мы все здесь по какой-то принудиловке и на дело нам наплевать. И еще у меня какое-то странное впечатление, будто вы всего боитесь да еще пугаете меня. Десятого турбина встанет на испытание, и я не понимаю…

— Не зарывайтесь, Нечаев, — тихо сказал Силин. — Я за все это отвечаю больше, чем вы. Понятно?

Он не садился. Они стояли друг перед другом — оба рослые, оба широкие в плечах, как два борца перед схваткой. Силин стоял спиной к окну, его лицо было в тени, зато он видел лицо Нечаева — по-прежнему спокойное, чуть хмурое, но ни раздражения не было на нем, ни досады.

То, что сказал ему Нечаев, было совершенно невероятным и никак не укладывалось в сознании Силина. Недоверие? Да если бы он каждый день не проверял, как работает двадцать шестой, если бы не отдавал двадцать шестому все, что только можно отдать, если бы, даже просыпаясь по ночам, не думал о двадцать шестом — ничего здесь еще не было бы!