Но вот она снова здесь, смуглая, как мулатка, и в кабинете уже стоит незнакомый запах хороших духов. И весь день с его нервотрепкой сразу отошел куда-то далеко-далеко. Силин снова попытался глядеть на себя со стороны. Он не рисовался, нет, он не умел рисоваться, но старался следить за каждым своим словом и движением. Где вы отдыхали? Я так и подумал, что на Юге. А я вот в этом году без отпуска — турбина… Так что бы вы хотели увидеть?
— Прежде всего я хотела бы узнать от вас, о ком писать. В конце концов, турбина всего лишь создание человеческих рук, так ведь? Четыре-пять кандидатур… Ну, конечно, начальник цеха, я думаю.
Только этого и не хватало, чтобы она написала о Нечаеве! Силин не выдержал и нахмурился, она заметила это.
— Что-нибудь не так?
— Не так, — сказал он. — Возможно, он скоро уйдет из цеха, так что стоит ли?
— Ну, а рабочие, мастера?
— О них вам лучше поговорить с секретарем партбюро Боровиковой.
— Я просматривала вашу многотиражку, — сказала Воронина, — там была корреспонденция о молодом токаре из двадцать шестого цеха. — Она полистала блокнот и нашла наконец, что ей было нужно. — Вот, Алексей Бочаров. Я не очень-то поняла, что он сделал, но там было сказано — сократил срок обработки детали с пяти часов до двадцати минут. Наверно, это очень здорово? Может быть, написать о Бочарове?
— Мал еще, — сказал Силин. — Только весной вернулся из армии, работает всего ничего.
— Вы так знаете людей? — удивилась Воронина.
— Кое-что знаю, — усмехнулся Силин. — Но все-таки вам лучше поговорить с Боровиковой.
Сейчас она поблагодарит его, скажет, что у нее все, встанет и уйдет. А Силину снова не хотелось расставаться с ней так быстро.
— Будем считать, что деловая часть закончена? — спросил он. — Тогда я повторю свой вопрос: почему вы не позвонили мне?
— Работа, — сказала Воронина, глядя в сторону. — Забегалась, замоталась… А вы ждали моего звонка?
— Ждал, — сказал Силин.
— Я не могла, — тихо и снова отворачиваясь сказала Воронина. — Все лето ушло на семейные скандалы, на развод, на обмен жилья, на переезд… Это так трудно!.. Я почти ничего не писала. Отвезла дочку к маме в Липецк — девчонка уже все понимает, нервная, издерганная…
— Он что — пил? — спросил Силин, беря руку Ворониной в свою.
— Нет. Просто я очень скоро поняла, что ошиблась, выйдя за него замуж. Жила ради ребенка… Все это он великолепно понимал, ну и… — Она махнула рукой. — Короче говоря, пять лет ада. Сейчас у меня такое ощущение, что я снова родилась на белый свет. Ради бога, извините, что я вам все это рассказываю.
Он отпустил ее руку и встал. Медленно прошел по кабинету и, большой, как глыба, остановился перед сидящей Ворониной.
— Никуда я вас сегодня не отпущу, Екатерина Дмитриевна. Завтра получите пропуск, и работайте сколько угодно, а сегодня махнем куда-нибудь. Я даже не спрашиваю вашего согласия.
— А я и не спорю, — улыбнулась Воронина.
Было около шести — так рано он никогда не уходил с завода.
В машине он сел рядом с Ворониной.
— Давай, Костя, за город, — сказал он шоферу. — В Солнечную Горку.
Потом, уже ночью, он лежал на диване и не мог уснуть: все, что произошло с ним сегодня, вспоминалось снова и снова. В соседней комнате спала Кира, он слышал ее ровное дыхание, она уснула, не дождавшись его. Хорошо, сегодня не будет никаких расспросов, а утром он коротко скажет — задержали дела, вот и все.
Эта встреча с Ворониной вовсе не ошеломила его, и Силин думал, что смешно было бы даже представить, будто он может влюбиться. В сорок-то девять лет! Мне сорок девять, ей тридцать, и у меня самая обыкновенная здоровая реакция здорового мужчины на молодую красивую женщину.
Да, было очень приятно сидеть рядом с ней в Солнечной Горке, временами дотрагиваясь до ее руки, и она не отнимала, не отдергивала свою руку. И разговор шел самый обыкновенный — о жизни, о прожитом, — оказалось, у нее это был второй муж: с первым она развелась через год: полярник, уезжал надолго, она не вынесла одиночества… Она была откровенна, хотя на иного подобная откровенность могла бы подействовать совсем иначе. Что ж, жизнь есть жизнь, и женщины в ней не должны быть одинокими, не должны быть нелюбящими — нет, Силин не мог упрекнуть Воронину в том, что она не дождалась первого мужа и ошиблась во втором. Он так и сказал ей об этом. Воронина грустно усмехнулась.
— Спасибо, Владимир Владимирович. А ведь очень многие этого не понимают. Конечно, о чем говорить, я не останусь одна. Но так страшно ошибиться снова… Да и ребенок. Хотите посмотреть?
Она вытащила из сумочки несколько фотографий и протянула Силину. Ему было неинтересно смотреть эти фотографии, но он все-таки развернул их веером, как карты. Девчонка была, впрочем, очень славная, сколько можно судить по снимкам, — темные, как у матери, глаза и такие же полные губы.
— Она похожа на вас?
— Слава богу, на меня. А у вас есть дети?
— Плачу налог за бездетность, — сказал Силин.
Обычный разговор, в котором незнакомые, в общем-то, люди хотят как можно больше узнать друг о друге.
— Вы… не жалеете об этом?