Читаем Семейное дело полностью

Как-то раз он поделился своими мыслями с таким же недавним солдатом-пограничником, тоже токарем, Алексеем Бочаровым. Тот лишь отшутился:

— Как говорят, мы живем в век некоммуникабельности. А ты что — хочешь вместе в кино ходить, в музеи, в театр? И на свидания — тоже вместе?

Василия задели эти слова. Меньше всего он ожидал услышать их от Бочарова. Ведь Алексей сам прошел хорошую школу настоящей мужской дружбы, у пограничников она развита особенно.

Но если уж Василий что-то задумал, его невозможно заставить отступить.

— Давай поговорим после работы, — предложил он.

— Давай, — пожал плечами Бочаров. — Только по-быстрому. У меня дела.

После работы они вышли вместе, и Василий сказал:

— Ты, наверно, меня не понял. Почему я хочу работать в бригаде? Да еще такой, которой дают один наряд? Здесь все должно пойти иначе. У каждого особенная ответственность перед всеми — не схалтуришь, не сделаешь кое-как, лишь бы через ОТК проскочить.

— А я и так не халтурю.

— Ты — да. А все ли так?

Алексей рассказал ему историю об одном токаре, который ухитрялся дважды сдавать одни и те же детали. Василий внимательно поглядел на него.

— Вот видишь… А ведь если этого парня взять в бригаду, ему и в голову не придет выкинуть что-нибудь вроде этого. Как бы тебе поточнее сказать? Короче говоря, по-моему, работа в бригаде рождает прежде всего новые качества в самой душе.

— Души нет, — сказал Бочаров. — А вообще, пойдем ко мне. Поговорим с моим батей.

Отец Алексея Бочарова — Николай Бочаров работает в том же цехе начальником механического участка. Когда он вернулся домой, сын ждал его со своим новым приятелем.

Они сидели, пили чай, наконец, кивнув на Василия, младший Бочаров сказал:

— У него есть одна идея. Он хочет, чтобы она стала материальной силой и овладела массами. Валяй, Вася, не стесняйся!

«Неужели я ошибся в нем? — грустно подумал Василий. — Какой-то он несерьезный».

Но зато очень серьезным показался ему старший Бочаров. Он молча выслушал Василия и, выйдя на минуту, вернулся с карандашом и листом бумаги.

— Попробуем прикинуть, — сказал он. — Ведь любое производство признает только два понятия: выгодно или не выгодно. Будем считать, что с нравственной точки зрения выгодно. А с экономической?

Василий предлагал следующее. Возглавить бригаду должен кто-то из опытных токарей, занятых обработкой ротора. Войти же в нее должны те, кто, так сказать, «работает на ротор», то есть точит кольца и прочие детали. Он не подумал о том, что в такой бригаде окажутся рабочие с разными разрядами. Как же быть с оплатой?

— Ну, положим, можно вывести коэффициент оплаты, — предложил Бочаров. — А дальше?

Так они и не смогли ничего решить в этот вечер.

А на следующий день Бочаров и Бесфамильный пошли к новому, только что избранному секретарю цеховой партийной организации Марии Степановне Боровиковой. Позже Николай Бочаров признался мне.

— Я ведь практик, сам с токаря начинал, вот образования и не хватило. А нутром словно почувствовал — что-то в идее Бесфамильного есть.

И Василий тоже потом признался:

— Грешным делом, думал, долго придется всякие пороги обивать. Кто другой, может, и отмахнулся бы. А Николай Сергеевич не такой человек…

И вот сидели три деловых человека: инженер — партийный работник, начальник участка и молодой токарь. Боровикова, выслушав их, сказала:

— Хорошо, давайте посоветуемся с экономистами. Доверите это мне или хотите сами?

— Доверим, — улыбнулся Василий.

— Н у, а кто же будет бригадиром? — поинтересовалась она. Этот вопрос адресовался, конечно, в первую очередь Бочарову: он знал людей много лучше, чем Василий Бесфамильный.

— Осинин, — сказал Бочаров.

— Согласится?

— Если и это тоже вы возьмете на себя…

Василию казалось, что экономисты считают целую вечность, но он терпеливо ждал. Боровикова сама подошла к нему, и уже по ее лицу он понял: все в порядке.

Федор Федорович Осинин согласился возглавить бригаду сразу, не раздумывая, хотя ничего, кроме хлопот и забот, это ему не сулило. И тут, я думаю, в самую пору сказать несколько слов о нем.

Осинин принадлежит к той части рабочих, для которых завод, цех стали по-настоящему родным домом. Живет он далеко — до работы ему надо добираться на электричке, потом автобусом. Поэтому из дому он уходит в шесть утра, а возвращается в восемь вечера. Рядом с его домом — завод металлоконструкций, и станки там точно такие же, как на ЗГТ, и заработки не меньше, и, конечно, такого токаря, как он, там взяли бы, что говорится, с руками-ногами. И жена уговаривает: «Хватит тебе в дороге маяться, не все ли равно, где работать. До пенсии всего ничего, пожалей себя». Он только хмыкает в усы: «Дорога мне помогает. Я, может быть, за эти двадцать семь лет двадцать семь собраний сочинений прочитал. Хоть сейчас в академики по литературе».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Алые всадники
Алые всадники

«… Под вой бурана, под грохот железного листа кричал Илья:– Буза, понимаешь, хреновина все эти ваши Сезанны! Я понимаю – прием, фактура, всякие там штучки… (Дрым!) Но слушай, Соня, давай откровенно: кому они нужны? На кого работают? Нет, ты скажи, скажи… А! То-то. Ты коммунистка? Нет? Почему? Ну, все равно, если ты честный человек. – будешь коммунисткой. Поверь. Обязательно! У тебя кто отец? А-а! Музыкант. Скрипач. Во-он что… (Дрым! Дрым!) Ну, музыка – дело темное… Играют, а что играют – как понять? Песня, конечно, другое дело. «Сами набьем мы патроны, к ружьям привинтим штыки»… Или, допустим, «Смело мы в бой пойдем». А то я недавно у нас в Болотове на вокзале слышал (Дрым!), на скрипках тоже играли… Ах, сукины дети! Душу рвет, плакать хочется – это что? Это, понимаешь, ну… вредно даже. Расслабляет. Демобилизует… ей-богу!– Стой! – сипло заорали вдруг откуда-то, из метельной мути. – Стой… бога мать!Три черные расплывчатые фигуры, внезапно отделившись от подъезда с железным козырьком, бестолково заметались в снежном буруне. Чьи-то цепкие руки впились в кожушок, рвали застежки.– А-а… гады! Илюшку Рябова?! Илюшку?!Одного – ногой в брюхо, другого – рукояткой пистолета по голове, по лохматой шапке с длинными болтающимися ушами. Выстрел хлопнул, приглушенный свистом ветра, грохотом железного листа…»

Владимир Александрович Кораблинов

Советская классическая проза / Проза