Семейство Доддов за границей

Констанцское озеро! это слово звучитъ очаровательно: оно возбуждаетъ мысли о восхитительныхъ пейзажахъ. Когда мы подъзжали къ нему, я, исполненная самыми живописными ожиданіями, съ любопытствомъ выглядывала изъ кареты при каждомъ новомъ поворот извилистой горной дороги; но скоро смерклось, и я ничего не видала. Рано на другой день я встала и, взявъ съ собою Августину, отправилась любоваться видами. Мы вышли на набережную; передъ нами разстилалось широкое пространство воды грязноватаго цвта, опоясанное низкими, едва-замтными берегами. Ни ледниковъ, ни снговыхъ горъ, ни даже холмовъ не было вокругъ этой большой лужи. Какое разочарованіе! Я могла срисовать только старика-лодочника съ длинною сдою бородой. Таможенный офицеръ (мы вышли на набережную у таможни) очень-красивый собою мужчина, съ черными усами, былъ въ восторг отъ моего эскиза. Я не придавала рисунку особенной цны, потому и согласилась на просьбы Августины вырвать его изъ альбома и подарить офицеру. Ты не можешь себ вообразить, Китти, съ какою любезностью принялъ онъ мой подарокъ. Онъ сказалъ мн, что таможенная шлюбка всегда будетъ готова къ моимъ услугамъ, когда мн вздумается сдлать прогулку по озеру. Потомъ онъ проводилъ меня до гостинницы.

Я не сказала мама ничего объ этомъ знакомств; потому-что, войдя въ комнату, услышала, что пріхалъ Джемсъ вмст съ какимъ-то другимъ господиномъ; оба они посл дороги такъ были утомлены, что легли спать и не велли себя безпокоить. Конечно, Китти, мн было чрезвычайно-интересно узнать, кто этотъ господинъ; но вс мои разспросы не привели ни къ чему положительному; я узнала только, что онъ молодъ, хорошъ собою, высокаго роста, бгло говоритъ понмецки и пофранцузски, такъ-что слуга не зналъ, англичанинъ онъ, или нтъ. Такимъ-образомъ я принуждена была мучиться нетерпніемъ до самаго завтрака.

Для моихъ нервъ, разстроенныхъ послдними событіями, это было очень-раздражительно. Я длала тысячи различныхъ предложеній; я строила воздушные замки, о которыхъ не могу разсказывать даже теб, мой другъ. Наконецъ, не въ силахъ будучи удерживать мучительное любопытство, я ршилась разбудить Джемса и спросить, кто его спутникъ. Я перешла черезъ корридоръ, отъискала его комнату — слуга сказалъ, что братъ спитъ въ 13-мъ нумер — тихо отворила дверь и вошла. Шторы были спущены; въ комнат было очень-темно. Въ одномъ углу стояла кровать, съ которой слышалось тяжелое дыханіе спящаго. Тихо, пошла я туда. Глаза мои, привыкшіе къ темнот, начали различать предметы; я увидла разбросанное по стульямъ платье, срый шелковый шлафрокъ на свтлорозовой подкладк; подл него лежала шапочка, такого же цвта, съ огромною серебряною кистью; я видла и шлафрокъ и шапочку эту на Джемс. Но тутъ же лежало много другихъ вещей, очень-дорогихъ и красивыхъ, которыхъ я не замчала прежде у Джемса. Я знала страсть брата къ мотовству; но множество великолпныхъ перстней, булавокъ, пуговокъ, запонокъ, цпочекъ изумило меня. Замчу кстати, Китти, что ныншніе молодые люди гораздо-боле нашего привязаны къ брильянтамъ и дорогимъ вещамъ. Особенно привлекла мое вниманіе опаловая брошка, представляющая попугая въ пальмовыхъ листьяхъ; эмалевый рисунокъ былъ удивительно-хорошъ и оправленъ чудными каменьями.

Случай былъ соблазнителенъ: такая брошка слишкомъ-хороша для мужчины; я вздумала воспользоваться своею находкою и только-что прикрпила ее къ корсажу, какъ ручка двери повернулась и — представь себ, Китти, мой ужасъ! — послышался въ передней голосъ Джемса! Итакъ я была не въ его комнат и на постели спалъ не онъ! Спрятаться — была первая моя мысль, и я стала за гардробъ въ ту самую минуту, какъ дверь отворилась. Если я проживу сто лтъ, не забуду этого страшнаго положенія. Одно только опасеніе, что малйшій шорохъ меня выдастъ, спасло меня отъ обморока; но мн казалось, что услышатъ біеніе моего сердца — такъ оно трепетало въ груди моей!

Джемсъ вошелъ, не боясь, какъ видно, испугать спящаго, и, натолкнувшись по дорог на два стула, подошелъ къ кровати, слъ на нее и закричалъ: «Джорджъ!.. Тайвертонъ! Ахъ ты, старый хрычъ, хочешь, видно, проспать цлыя сутки?»

Ахъ, Китти, вообрази, какъ я испугалась, услышавъ, что я въ комнат лорда Джорджа! Едва могла я — и не знаю, какъ могла — удержаться отъ крика.

Долго будилъ Джемсъ лорда, пока тотъ наконецъ проснулся и, звая, сказалъ:

— А, это ты, Джемми! Очень-радъ, что ты меня разбудилъ. Я видлъ страшный сонъ. Вообрази, мн представлялось, будто-бы я все еще въ Палат Лордовъ слушаю свое проклятое дло; будто бы Скречли мн отвчаетъ и общается доказать лордамъ, что я виновенъ въ дурномъ обращеніи, въ жестокости. Голосъ стараго злодя еще раздается въ моихъ ушахъ, осыпая меня упреками.

— Да было, въ-самомъ-дл, что-нибудь такое? сказалъ Джемсъ, закуривая сигару.