Семейство Доддов за границей

Кенни Дж. Доддъ.

ПИСЬМО VIII

Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэн

Шплюгенскія Альпы.

Милая Китти,

Пишу эти строки въ домик, выстроенномъ на Шплюгенскомъ Хребт для пріюта застигнутымъ бурею. Мы теперь на высот семи тысячъ футовъ; вокругъ насъ лежитъ снгъ въ пятьдесятъ футовъ. Вчера мы, не слушая предостереженіи проводниковъ, отправились изъ шплюгенской гостинницы. Папа говорилъ, что если его не повезутъ, онъ пойдетъ пшкомъ, и спорить съ нимъ было невозможно. При отъзд кавалькада наша была очень живописна: впереди хали длинныя, низкія сани, нагруженныя камнями, для проложенія дороги и развдыванія, нтъ ли подъ снгомъ проваловъ; за ними слдовали трои саней съ багажомъ; потомъ сани мама, съ опытнымъ проводникомъ Бернгардомъ, братъ котораго провожалъ Наполеона; за мама хала Кери, за Кери я. Папа халъ позади всхъ; слуги и служанки были посажены вмст съ багажомъ. Арьергардъ составляли нсколько другихъ саней съ людьми, которые должны были, въ случа надобности, расчищать дорогу заступами и лопатами. Поздъ оканчивали сани съ веревками, баграми и другими снарядами, предвозвщавшими бдствія и опасности. Мы были одты ужасными чудовищами; кром мховыхъ сапоговъ, шапокъ и рукавицъ, у насъ на лицахъ были чехлы, въ род вуалей, для защиты отъ снжной пыли. Все это придавало такой безобразный видъ, что я была рада необходимости каждому изъ насъ хать на особенныхъ саняхъ.

Нсколько миль мы прохали очень-хорошо; снгъ былъ твердъ, лошади могли иногда хать небольшою рысью, и тогда бубенчики ихъ звенли очень-пріятно. Дорога шла зигзагами вверхъ по крутой гор, кавалькада стягивалась и растягивалась живописнйшимъ образомъ. Голоса звонко раздавались въ тишин утра; блестящія снговыя поляны и холмы и, внизу, деревня Шплюгенъ — все это вмст составляло прекрасный пейзажъ. Я замечталась. Мой проводникъ, красивый горецъ, видя мои блестящіе глаза, вообразилъ, что я испугалась, началъ успоконвать меня, уврять, что нтъ никакой опасности, а еслибъ и была, то онъ скоре… Продолжать ли мн? не покажется даже моей милой Китти ребяческою суетностью наслажденіе, которое доставляетъ впечатлительному сердцу нжная преданность, кто бы ни былъ человкъ, подвергающійся вліянію нашей красоты?

Мы потеряли изъ виду деревню; мы достигли дикихъ, но величественныхъ мстностей, гд повсюду глазамъ нашимъ представлялось взволнованное снжное море. Мы хали по двственному снгу и путь нашъ направлялся только по высокимъ вехамъ. Замтно было, что мы подвигались впередъ не безъ опасностей, потому-что мы часто останавливались; люди, воруженные заступами и лопатами, безпрестанно то уходили впередъ, то возвращались. Наконецъ мы привыкли къ этимъ остановкамъ и нсколько успокоились; но наши проводники были, казалось, взволнованы; они собирались кружками, горячо разсуждали; они всматривались въ небо; видно было, что они встревожены перемною погоды. Папа усплъ перерзать нкоторыя изъ веревокъ, прикрплявшихъ его къ санямъ, и, посл многихъ усилій, высвободилъ голову изъ-подъ трехъ попонъ, которыми былъ обвязанъ.

— Близко вершина? закричалъ онъ поанглійски: — много намъ еще подниматься въ въ гору?

Разумется, его вопросовъ никто не понималъ; но, замтивъ, что онъ выпутался, трое изъ проводниковъ бросились на него, и, посл непродолжительной борьбы, въ которой онъ столкнулъ двоихъ въ снгъ, ему опять завязали голову шерстяными саванами. Я сначала боялась, что онъ задохнется, но успокоилась, видя, что попоны продолжаютъ шевелиться. Этотъ случай былъ мн единственнымъ развлеченіемъ до поздняго вечера, когда вдругъ зашумлъ вокругъ насъ рзкій втеръ и мой проводникъ сказалъ, что мы теперь на какомъ-то мст съ длиннымъ именемъ, а лучше было бъ, еслибъ мы успли дохать до другаго мста, имя котораго еще длинне.

Я спросила его: почему же? Но мой вопросъ замеръ въ складкахъ капюшона и я должна была ограничиться собственными соображеніями, какъ вдругъ мы остановились и проводники начали съ крикомъ спорить, воротиться намъ, или хать дальше. Я была такъ завязана, что, конечно, не могла разслышать словъ, но жесты были ясны. Одинъ изъ проводниковъ, горячо-доказывавшій, что надобно хать впередъ, особенно привлекъ мое вниманіе; хотя онъ былъ, можно сказать, навьюченъ огромнымъ плащомъ, но движенія его отличались благородствомъ; въ его осанк было что-то повелительное. Онъ переспорилъ всхъ и мы двинулись впередъ. Я слдила за интереснымъ незнакомцемъ, пока могла, но онъ ушелъ въ сторону; я не могла поворотить голову, какъ вдругъ — вообрази мое изумленіе, мой испугъ, Китти — какъ вдругъ онъ тихо сказалъ, склонившись надъ моимъ ухомъ: «не бойтесь, моя Мери: я храню васъ». Это былъ лордъ Джоржъ! Онъ занялъ на моихъ саняхъ мсто проводника. Какое мужество, какая преданность! Я думала, что онъ съ комфортомъ детъ, привязанный къ санямъ, подобно мн, а онъ для меня боролся съ опасностями, холодомъ и бурнымъ втромъ!