Тутъ онъ съ быстротой, о которой не могу вамъ дать и понятія, началъ болтать о цн хлба, мяса, птицы, рыбы, доказывая, что все это стоитъ очень-дешево; что столъ господина милорда былъ очень-скуденъ; что морская рыба изъ Венеціи подавалась не боле двухъ разъ въ недлю; что рдко выпивалось по дв бутылки шампанскаго; что бордо было очень-плохо, а бургонское eure хуже; однимъ словомъ, что, по его мннію, господинъ милордъ пріхалъ съ экономическою цлью, какъ иногда длаютъ знатные милорды, и что это намреніе исполнялось очень-удовлетворительно.
Каждая фраза его была пропитана ядовитою наглостью, а между-тмъ при всякомъ слов онъ кланялся, раболпно улыбался, подобострастно изгибался, такъ-что я былъ озадаченъ контрастомъ между смысломъ и тономъ его рчи. А онъ продолжалъ съ непостижимой скоростью перечислять имена всхъ «знаменитыхъ милордовъ», illustrissimi inglesi, которыхъ обманывалъ и обкрадывалъ въ-теченіе двнадцати лтъ. Остановить его на какомъ-нибудь факт разницы между цною провизіи и огромностью израсходованной суммы было ршительно-невозможно, хотя онъ ясно давалъ понять, что всякое разъисканіе объ этомъ покажетъ въ господин милорд гнуснаго, низкаго скрягу, который въ-сущности даже и не милордъ, а просто нищій самозванецъ.
Я выходилъ изъ терпнія отъ такой наглости; но итальянскій докторъ выпустилъ изъ меня столько крови, что я даже не могъ и думать расправиться физическими средствами съ дерзкимъ бездльникомъ, и потому увидлъ себя въ необходимости ограничиться замчаніемъ своему собесднику, что такъ-какъ мы съ нимъ наедин, то я назову его воромъ и разбойникомъ.
Едва произнесъ я эти слова, какъ онъ выхватилъ изъ-подъ жилета длинный сверкающій ножъ и бросился на меня. Я схватился за палку джемсовой удочки, которая стояла, къ-счастію, подл меня, и поднявъ это слабое оружіе, остановилъ его, а самъ, въ ужас, закричалъ: «бьютъ! ржутъ!» Въ одну секунду Гайвертонъ, мои дочери, вся прислуга прибжали въ комнату; вбжали даже поселяне, привезшіе намъ провизію. Я, задыхаясь отъ гнва и испуга, долго не могъ сказать ни слова, а между-тмъ синьйоръ Джіакомо шепталъ что-то на ухо лорду Джорджу и, очевидно, склонилъ его на свою сторону.
Тайвертонъ поспшилъ выслать всхъ изъ комнаты, говоря дочерямъ, чтобъ он успокоились, и потомъ, затворивъ дверь, услся подл меня.
— Ничего, не бойтесь, пустяки, сказалъ онъ мн ободрительнымъ тономъ:- дло обошлось неважною царапиною, которая заживетъ черезъ два дня.
— Что такое вы говорите? сказалъ я.
— Пустяки, впередъ вы будете осторожне, сказалъ онъ, улыбаясь. — впрочемъ, вы ударили по опасному мсту, и ваше орудіе несовсмъ-удобно для деликатныхъ операціи.
— Вы хотите свести меня съ ума, лордъ? Я васъ не могу понять; объясните, о чемъ вы говорите.
— Не безпокойтесь, дло неочень-важно; я умю ладить съ этими молодцами: сунуть ему двадцать-пять наполеондоровъ — и онъ будетъ доволенъ.
— Вы раздражаете, оскорбляете меня! Пожалуйста, оставьте меня одного.
— Ну, не сердитесь же хоть на меня, Доддъ, сказалъ онъ своимъ ласковымъ голосомъ: — и знаю, это случилось нечаянно, вы не имли намренія…
— Что случилось нечаянно? какого намренія не имлъ я? вскричалъ я въ бшенств.
Онъ въ отвтъ размахнулся палкою удочки и захохоталъ.
— Вы хотите сказать, что я ударилъ этого негодяя? закричалъ я.
— Ничего, большой бды не вышло.
— Вы говорите, что я ударилъ его? отвчайте же.
— Мн было бъ очень-пріятно думать, что вы его не ударили. Другъ друга они колотятъ безъ церемоніи; но не любятъ, чтобъ ихъ били англичане. Да успокоитесь же: къ завтрему все будетъ устроено. Докторъ дастъ свидтельство о раздраженномъ состояніи нервъ, мозга и тому подобное. Мы докажемъ, что вы не можете отвчать за свои поступки.
— Вы удостовритесь въ основательности нашей теоріи, если будете продолжать бсить меня, сказалъ я, въ ярости стиснувъ зубы.
— Дло такимъ образомъ уладится; конечно, оно будетъ стоить денегъ; безъ этого не обойдется; но, по-крайней-мр, мы постараемся избавить васъ отъ ареста.
— Пошлите ко мн Кери! Пошлите ко мн дочь! сказалъ я, чувствуя, что изнемогаю.
— Но лучше ли намъ окончательно согласиться?…
— Пошлите ко мн Кери, лордъ, и оставьте меня въ поко, сказалъ я выразительнымъ голосомъ. Онъ ушелъ изъ комнаты и черезъ минуту вошла Кери.
— Успокойтесь, успокойтесь, милый папа, сказала она: — еслибъ онъ не былъ дурной человкъ, то не сталъ бы жаловаться.
— И ты въ заговор противъ меня? И ты принимаешь сторону враговъ?
— Нтъ, сказала она, обнимая меня:- я знаю, что еслибъ этотъ обманщикъ не оскорбилъ васъ, не угрожалъ вашей безопасности, вы никогда бы не сдлали этого, папа.
Мн стыдно признаться, милый Томъ, но болзнь и кровопусканіи такъ ослабили мой духъ, что я заплакалъ отъ мысли о невозможности опровергнуть выдумку бездльника. Даже моя милая Кери врила ей!
— Мн надобно уснуть, мой другъ, я слишкомъ-утомленъ.
— Усните, папа, это лучше всего, сказала она, тихо опуская занавсы оконъ и садясь у моей постели.