Семейство Доддов за границей

Въ послднемъ письм говорилъ я вамъ, что мы согласились путешествовать вмст съ особою, чрезвычайно-привлекательною и очаровательною, мистриссъ Горъ Гэмптонъ. Лордъ Джорджъ Тайвертонъ, который познакомилъ насъ, описывалъ ее, какъ самую свтскую даму лучшаго общества, очень-знатную и очень-богатую; о всемъ этомъ достаточно свидтельствовали ея манеры и пріемы, точно такъ же, какъ и роскошь, которою она окружала себя въ путешествіи. Но лордъ Джорджъ ничего не упомянулъ о ея семейныхъ отношеніяхъ, такъ-что мы оставались въ совершенномъ невдніи, вдова она, или мужъ ея въ живыхъ еще, и если онъ живъ, то случайно ли она здитъ одна, или они разошлись навсегда.

Странно можетъ показаться, что мы вошли въ такія тсныя отношенія, не разспросивъ о вещахъ, знать которыя столь необходимо; но за границею не то, что въ Англіи: здсь знакомятся безъ дальнихъ справокъ. Объясняю это слдующимъ образомъ: здсь такъ привыкаешь знакомиться съ людьми всякаго разбора, что наконецъ привыкнешь знакомиться безъ всякаго разбора.

Впрочемъ, это нисколько не примняется къ случаю, о которомъ идетъ дло. Я продолжаю находить мистриссъ Горъ Гэмптонъ точно такою, какъ представлялъ вамъ ее въ прежнемъ письм, и несмотря на вс ваши насмшки надъ моимъ «увлеченіемъ» и т. п., могу только повторить все, что говорилъ прежде о ея очаровательности и плнительности.

Быть-можетъ, сердце, подобно баранин, становится нжне отъ времени; но я долженъ сказать, что въ молодости своей никогда не встрчалъ подобной женщины. Или я плохо смотрлъ, или, что вроятне, тотъ вкъ и не производилъ такихъ женщинъ; но, увряю васъ, вы ошибаетесь въ насъ обоихъ, говоря о «необыкновенной чувствительности моей къ прелестямъ вдовы»: я вовсе не влюбленъ въ нее, она вовсе не вдова.

Возвращаюсь, однакожь, къ моему разсказу. Десять дней назадъ, когда я сидлъ въ своей комнат, въ «приличномъ, хотя и неблестящемъ убор», иначе сказать, въ старомъ шлафрок и туфляхъ, меня постила мистриссъ Горъ Гэмптонъ, самымъ образомъ своего появленія показывая свое довріе и необходимость тайны. Она пришла, но ея словамъ, просить у меня совта и, какъ джентльменъ, я обязанъ врить дам; но если нуженъ разсудительный совтъ, зачмъ же сводить человка съ ума? Она была въ такомъ миломъ, воздушномъ, эфирномъ костюм, который изобртенъ ршительно для размноженія сумасшедшихъ мужчинъ. Прибавьте къ этому эффектъ, какой производитъ внезапное появленіе хорошенькой женщины въ вашей мрачной, закуренной комнат, посвященной дламъ и чтенію Times — и вы нсколько поймете впечатлніе, овладвшее мною.

Вс эти вступительныя разсужденія могутъ заставить подумать, будто-бы я отступаю передъ общаннымъ объясненіемъ. Я знаю, вы спросите: «что же ты не говоришь, по какому длу она пришла, какого совта хотла просить?» Сказать это не такъ легко, какъ вы предполагаете, господинъ Норсель. Когда хорошенькая женщина, въ восхитительнйшемъ наряд, приходитъ и разсказываетъ теб длинную повсть своихъ страданій, проситъ твоего сочувствія противъ безчеловчнаго обхожденія варвара-мужа и его изверговъ-родственниковъ; когда разсказъ идетъ то объ ужасающемъ тиранств съ одной стороны, то о нжной покорности съ другой; когда о низостяхъ, отъ которыхъ кипитъ твоя кровь, разсказываютъ теб голосомъ, отъ котораго волнуется твое сердце; когда умоляющіе взгляды, звуки, жесты, которые не могли тронуть «изверга-мужа», повторяются передъ тобою, на тебя устремляются кроткіе глаза съ дрожащею на нихъ слезой, къ теб простираются руки несравненной прелести — тогда, повторяю, твой умъ не судья въ процес. Душа тронута, симпатія возбуждена, вс нжныя струны сердца звучатъ — и ты какъ-будто слушаешь итальянскую оперу, въ которой, не понимая ни слова, ты взволнованъ звуками, жестами, игрою физіономіи, проникнутъ ужасомъ и состраданіемъ.

Вмсто театра представьте свой кабинетъ, вмсто примадонны — очаровательнйшее существо дйствительнаго міра — и ваше увлеченіе будетъ во сто разъ полне.

Повторяю: не знаю яснымъ образомъ разсказа мистриссъ Горъ Гэмптонъ, но вотъ онъ, сколько понимаю. Она вышла замужъ шестнадцати лтъ; она была красавица, была богата, была изнженное, избалованное дитя. Жизнь представлялась ей восхитительною волшебною сказкою; сначала блаженство и радость окружали ее, потомъ явилась ревность — не съ ея стороны; за ревностью — непріятности, ссоры; она съ мужемъ похала навстить какую-то герцогиню, эрцгерцогиню, княгиню или тому подобное лицо, которое потомъ проходитъ черезъ всю исторію таинственнымъ и загадочнымъ образомъ, является повсюду и повидимому каждый разъ портитъ дло, тмъ не мене однако называется милою, доброю, несравненною герцогинею. Потомъ письма отъ мужа — упреки и осужденіе; письма отъ жены — любовь, нжность и врность.