Родители девочки долго, горячо благодарили его за спасение их дочери и на прощанье пожелали ему всякого благополучия.
В соседнем доме Краснушкин навестил молодую женщину, болевшую желтухой. Больная уже поправлялась. Около неё вертелось двое малых ребят. Врача и Варю встретил высокий мужчина с большими, огрубевшими от работы руками.
– Ну, как тут у нас дела? – спросил его Краснушкин.
– Да вот, глядите, – улыбнувшись, указал рабочий на жену. – Уже совсем молодцом. Ведь верно же, Вера?
– Верно, Ванюша, – кивнула головой женщина и приветливо улыбнулась Краснушкину. – Спасибо вам, доктор. Чем вас благодарить, и не знаю…
Когда Краснушкин подошёл к ней, она неожиданно схватила его руку, поднесла к своим губам.
– Бог с вами! Разве так можно?! Я не поп или монах! – отдёрнул руку доктор. – Ведь мой долг – помогать больным.
– Не говорите! – взволнованно взглянул на него рабочий. – Не одного доктора обошёл я, никто не захотел идти к нам… Бог знает какие деньги требовали… А откуда деньги-то такие возьмёшь… Вот вам и долг… у вас есть, а у других нет. Ежели б не вы…
– Ладно, ладно! – остановил его Краснушкин. – Главное, что дело пошло на поправку.
Стемнело. Кое-где горели фонари, скупо освещая побитую мостовую, давно не крашенные стены домов. Завернули за угол. Варя увидела двухэтажный дом. Из открытых, ярко освещённых окон слышались музыка, пьяные голоса, песни.
– Трактир, Варенька. Поднимемся на второй этаж. Посмотрим ещё одного больного, и тогда домой. На сегодня хватит.
В небольшой комнате вся семья была в сборе – восемь человек: трое взрослых и пятеро детей.
На единственной кровати лежал больной хозяин дома, страшно худой, измождённый человек с бутылкой горячей воды на животе.
– Язва желудка, к тому же – сильно запущенная. Необходимо хирургическое вмешательство, – сообщил Краснушкин Варе. И, подойдя к больному, справился:
– Как дела, Иван Трофимович?
– Плохо, – тихо ответил тот. – Как разойдутся боли, свету не вижу! Только и спасаюсь – снаружи кипяток, а изнутри перцовкой. Выпьешь, смотришь – и полегчает, а есть ничего не могу, рвёт, душу выворачивает… Дайте, господин доктор, порошки от боли.
– Я даю ему опий, а в крайности – морфий в порошках. От подкожных вспрыскиваний он решительно отказывается, боится укола, чудак, – сказал доктор Варе.
– В больницу вам надо, – посоветовала Варя больному.
– Чтобы там дохтура его свежевали?! – гневно выкрикнула бледная женщина, видимо, жена больного.
– Можно обойтись и без операции, был бы хороший уход, питание и медицинская помощь, – заметил Краснушкин.
– Знаем мы, как в больнице кормят! Няньки всё сами жрут, а больным дают после себя тарелки вылизывать, – скривила губы женщина.
– Ну, а здесь? Чем вы его кормите?
– Чем кормлю – моё дело, у людей не занимаю. А ваше дело – лечить. А коли не умеете, тогда и браться нечего, – глухо промолвила женщина и точно так же, как жена Заушина, добавила: – Бабка Лепетиха травами полечит, столько же пользы будет, как и от вас.
Краснушкин стал молча одеваться.
– Господин доктор, не серчайте вы на мою дуру, – с мольбой обратился к нему больной. – С горя невесть что и говорит! Согласен я на больницу, только чтобы задаром, средств нет за неё платить. Последнее за болезнь проели.
– Не отдам я тебя докторам на муку мученическую, – категорически заявила жена. – Коль положил тебе бог помереть раньше времени, дома и помрёшь.
– Не ты мучаешься, а я! Сил моих нет больше терпеть! О себе думаешь, а моя боль тебе нипочём, – злобно бросил ей муж.
Краснушкин задумался.
– Хорошо, постараюсь устроить вас на бесплатную койку в Обуховскую больницу, – проговорил он наконец. – В клинику едва ли возьмут…
– От боли-то, господин доктор, порошки оставьте. Без них хоть об стенку головой бейся, – упрашивал больной.
Варя достала порошок морфия. Больной жадно потянулся к нему, попросил:
– На завтра оставьте несколько штук.
– Нельзя, привыкнете к порошкам, потом без них не проживёте, – не соглашался доктор.
– Христом-богом молю! С ними хоть иногда отдых от болей имею, – взмолился больной.
– Ложитесь в больницу, там вам их вволю будут давать.
– Лягу, лягу, только оставьте порошочков…
– Больше трёх не дам, до завтра хватит.
Варя достала ещё два порошка.
В это время снизу, из трактира, донёсся дикий крик, топот, звон разбитой посуды и нечеловеческий вой.
– Драка! Как бы кого опять не зарезали! – тревожно пробормотал больной.
Все обитатели комнаты – взрослые и дети, накидывая на ходу одежду, выскакивали в коридор, желая узнать, что происходит внизу.
– Куда вы, окаянные?! – попыталась было остановить детвору мать, но куда там – их как ветром сдуло.
У соседей тоже захлопали двери. Дом наполнился топотом ног, тревожными выкриками, и этот шум сливался с всё нарастающим гулом в трактире. Заверещали свистки полицейских. Сухо щёлкнул револьверный выстрел, затем – другой.
– Фараоны подоспели. Будет сейчас хорошая схватка, набьют им по первое число, – оживился больной.
– Вот мы и попали в осаду, – невесело усмехнулся Краснушкин. – Надо подождать, пока эта заваруха кончится, чтобы не попасть на похмелье в чужом пиру.