Семья Звонаревых. Том 1

Климов помог ему подняться и лечь на топчан. Солдаты с минуту постояли в нерешительности, затем, думая, что всему виной Климов, кинулись на него и начали избивать прикладами. Отбиваясь от них попавшим под руку поленом, Климов отодвигался в угол.

– Коли его штыком! – скомандовал подоспевший Саблин.

– Опомнитесь, что вы делаете? Трое на одного безоружного! – бросилась к Климову Коссачёва и, заслоняя его собой, схватила солдат за руки. – Остановитесь, подлые трусы!

Солдаты опустили штыки. Коссачёва стояла перед ними – высокая, стройная, гневная – и сдерживала их своим властным видом.

– Отвести бабу в другой каземат! – приказал Саблин солдатам.

Около своего каземата Коссачёва увидела всё ещё лежавшего на полу и охавшего унтера.

«Надо же было ему так напугаться, – подумала она с досадой. – Чего доброго, ещё отвечать за него придётся!»

В своём каземате она сняла платье, обмотала голову платком и, укрывшись одеялом, решила представиться тяжелобольной.

Через несколько минут появился караульный начальник – поручик с новой группой вооружённых солдат.

– Руки вверх! – заорал он, едва переступив порог каземата.

– Ради бога, поменьше шума! Я сейчас пережила столько ужасов… Нельзя же так бесчеловечно относиться к больным! – простонала Коссачёва.

Офицер недоверчиво посмотрел на неё и направился в соседнее помещение, оставив Коссачёву под присмотром солдата.

В мужском каземате он увидел лежавшего на топчане Вонсовича и склонившегося над ним Климова. Вид учителя был столь жалок, что вряд ли кому в голову пришло бы заподозрить его в причастности к имевшим место беспорядкам…

– Кто оскорбил жандармского офицера? – спросил поручик.

– По-моему, его никто не оскорблял. Это он вёл себя возмутительно по отношению к заключённой в соседнем каземате больной женщине, – спокойно объяснил Климов.

– А жандармского унтер-офицера кто ударил?

– Мы его даже не видели. Он не входил в наш каземат, – ответил Климов.

– А ты кто такой? – грубо спросил поручик.

– Нельзя ли повежливее, господин офицер? Без этого «тыканья»! – нахмурился Климов.

– Фамилию спрашиваю, скотина! – рявкнул офицер, подступая ближе.

Климов молча пожал плечами и отвернулся.

– Я тебя, мерзавца, научу, как мне отвечать, – схватил его за шиворот поручик, но тут же отлетел в сторону.

– Рукам воли, Ваше благородие, не давайте! – поправляя воротник, зло проговорил Климов.

Напуганный офицер гаркнул солдатам:

– Забрать этого негодяя, в карцер его!

Солдаты скрутили Климову руки назад и поволокли из каземата. Вонсович попытался было подняться с топчана, крикнул: «Не смейте!», но его оттолкнули с такой силой, что он свалился на пол и больно ударился головой о стену.

Отправив Климова в карцер, поручик вернулся к Коссачёвой и принялся допрашивать её, кто и при каких обстоятельствах избил жандармского унтер-офицера.

– Никто его не бил. Видела, как он ни с того ни с сего грохнулся, а почему – не знаю! – сообщила Коссачёва.

Ни солдаты, ни даже сам Саблин не знали толком, что и при каких обстоятельствах случилось с унтером. Прибывший на место происшествия Спиртов установил, что жандарма разбил паралич от чрезмерного волнения.

– Есть надежда на его выздоровление? – спросил Саблин.

– Очень мало, – сказал Спиртов и приказал санитарам отправить унтера в лазарет.

В связи с тяжёлой болезнью жандармского унтер-офицера Саблин решил перевести Гордеева на форт надзирателем.

Несколько дней спустя, возвращаясь домой со службы, Борейко нос к носу столкнулся с Блохиным, одетым в форму тюремщика. Если бы под штабс-капитаном неожиданно разверзлась земля, то он был бы меньше удивлен, чем теперь. Борейко остановился, подозвал его к себе.

– Что за маскарад? – тихо спросил он и тут же во голос загрохотал: – Как честь отдаёшь?! Доложишь начальнику команды, что я тебе сделал замечание. Понял?

– Так точно! – рявкнул Блохин. – Только ничему не удивляйтесь, Борис Дмитриевич! Так надо, – добавил он вполголоса.

– Смотри, Филя, не сорвись! – предупредил Борейко.

– Тяжело мне носить эту шкуру, но надо терпеть, Борис Дмитриевич.

– Пшёл вон, дурак! И следующий раз отдавай честь как следует, – прикрикнул Борейко.

Блохин по-уставному повернулся и пошёл своей дорогой.

Раз в неделю Саблин вызывал к себе Блохина и расспрашивал о поведении заключённых.

– Смотри за ними, Гордеев, в оба! – наставлял нового надзирателя ротмистр. – И жинка твоя пусть прислушивается. Я в долгу не останусь. Особенно присматривай за Климовым. Это опасный бунтарь. Со студентами будь поосторожнее. Коссачёва страсть занозистая баба. Но она подохнет от чахотки. Учитель должен скоро на свободу выйти. Чтобы он потом на воле не трепал о нас бог весть чего, его не трогай, а Климова бей сколько влезет. Я не выпущу его отсюда, засажу в подземелье, и пусть подыхает там. Никто вовек не сыщет и костей его!