– Браво, Стах! Жму твою честную руку, – подошла к мужчинам Варя. – Я Сергею уже говорила, что всё это хитрая игра, очень тонко задуманная.
– Ничего. Как ни штопай дырку – нитки всё равно видать. А тут нитки белые. Как-нибудь разберёмся, – трезвым, спокойным голосом сказал Блохин.
– Братцы, помилуйте! – взмолился Борейко. – Что вы на нас с Сергеем напали? Конечно, вы правы, и особенно моя милая, мудрейшая супруга. Я лишь ратую за то, чтобы бить Стесселя, громить его по-артиллерийски, прямой наводкой. Так, Филя? Что молчишь? Думаешь, Борейко захмелел? Нет, брат, я им на суде покажу ещё, вот увидишь…
– Конечно, Борис, по-моему, наш долг – разоблачить Стесселя, – поддержал Звонарёв.
– Ну давайте, разоблачайте, герои! – усмехнулась Варя. – Посмотрим, что из этого выйдет.
– А выйдет весьма простенькая комбинация, – улыбаясь, спокойно добавила Оля. – Стессель останется при своих интересах, а вас, героев-разоблачителей, в шею погонят со службы.
– Что же, по-вашему, и разоблачать нельзя? – озадаченно спросил Звонарёв. – Что же тогда делать?
– Бить их надо, – отодвигая стул и вставая, проговорил Блохин, – как били в пятом году на Пресне. Из пушек, по-артиллерийски. В этом вы, Борис Дмитриевич, правы.
Разговор незаметно перешёл на другую тему. Всех волновало положение на заводах, репрессии на свободомыслящих людей, аресты…
– Трудное время мы переживаем, – размышлял Звонарёв. Девятьсот пятый год насмерть перепугал правительство. Вот они и пошли косить направо и налево. Сколько людей погибло, кровью набухла земля… А что дало восстание народу? Ничего. Только ещё хуже стало. Потому моё мнение – сейчас никакой политической борьбы. Вот улучшение экономического положения рабочих – это другое дело.
– Нет, вы послушайте, люди добрые, что за чушь он городит, – вдруг взорвался Борейко. – Я всегда считал тебя, Сергей, либералом, но ты переплюнул все мои ожидания. Он за экономическую борьбу! Это что ж выходит: брюхо набей жратвой, а голову положи на полку? Пусть она там полежит за ненадобностью.
– Ну зачем ты утрируешь?..
– Я не утрирую, а правду говорю. Что ж получается: солдат и думать не моги, а исполняй что тебе начальство велит. Это, пожалуй, и Стессель возражать бы тебе не стал…
Блохин внимательно слушал вспыхнувший горячий спор. Под его желтоватой, в глубоких складках кожей щёк ходили желваки. Видимо, ему стоило большого труда сдерживаться.
Внимательно слушала разговор и Варя. Щёки её пылали, глаза метали искры. Нет, сидеть и слушать спокойно она не могла, с неё было довольно. Она резко вскочила со стула, отбросив ногой подол длинного платья, вплотную подошла к Звонарёву.
– Стыдно тебя слушать, что ты говоришь. А ещё называешь себя русским интеллигентом, слугой народа! Какой же ты слуга народа? Позор! Ты предлагаешь, чтобы народ не боролся за свою свободу. Кто же за неё будет бороться? Может быть, по-твоему, не было девятого января? Может, царь не расстрелял детей, стариков? Может быть, думаешь, что этот царь кровавый даст народу свободу? Как бы не так, дождёшься…
Варя тяжело дышала, пылавшие щёки побледнели, она наступала на Звонарёва, как на крепость, готовясь сокрушить её.
– Что ты на меня кричишь, Варвара? – невозмутимо парировал Звонарёв. – Крик – это ещё не доказательство. Я человек трезвый, не романтик. И привык брать в расчёт только результаты дела. По-моему, революция пятого года ощутимых положительных результатов для народа не принесла. Рабочим стало жить ещё хуже, поэтому…
Но Варю не так легко было заставить отказаться от победы. Демонстративно отвернувшись от Звонарёва и не дав ему договорить, она с не меньшим пылом продолжала:
– Нет, его слушать нельзя, иначе такая поднимается злость, что можно полезть в драку… У меня есть знакомый – это жених моей сестры, доктор Краснушкин. Замечательный человек – умница, талантливый врач… Так вот он такие разговорчики очень просто называет – «меньшевистские штучки». Что такое меньшевики и большевики, я ещё доподлинно не знаю, но ей-богу, Сергей, – Варя повернулась к Звонарёву, – я узнаю, и тогда…
– Погиб, погиб, Варенька, – добродушно смеясь и ласково беря жену за руку, проговорил Звонарёв. – Я уже давно погиб, как только женился на тебе. Сдаюсь и прошу помилования. – Звонарёв поцеловал руку жены.
– Ну вот, всегда так, – потухая, проговорила Варя. – Не хочет со мной говорить серьёзно.
– А напрасно, – бросил из угла Блохин, – Варвара Васильевна дело говорит.
– Друзья мои хорошие, – обняв за плечи Звонарёва, проговорил Стах. – В кои годы мы собрались вместе, так давайте не будем уж ссориться. Давайте лучше выпьем и вспомним старое, пережитое, а слово для тоста – Боре.
– С моим удовольствием, – широко улыбаясь, встал Борейко. Он налил всем бокалы светлого янтарного вина, помолчал немного и сказал: