Семья Звонаревых. Том 1

– Может быть, вы, Василий Фёдорович, не в гостиницу, а прямо к нам? – предложил Звонарёв.

– Спасибо, Серёжа, я уж в гостинице буду, – ответил Белый.

– Все вызванные на суд генералы размещаются в Европейской гостинице. Номер в три комнаты вам, Василий Фёдорович, уже приготовлен, – сообщил ему Тахателов. – Карета ждёт вас у вокзала.

Ещё раз поблагодарив офицеров за встречу, Белый, обращаясь к Борейко, задушевно проговорил:

– А я, признаться, не ожидал вас видеть в числе встречающих! Тем приятнее мне этот сюрприз. Надеюсь, что мы ещё не раз встретимся. Если чем-либо могу быть вам полезен, Борис Дмитриевич, всегда к вашим услугам. Я никогда не забуду о ваших подвигах в Артуре. К сожалению, вы до сих пор не отмечены боевыми орденами. Теперь я постараюсь эту оплошность исправить, – сказал Белый, пожимая руку штабс-капитану.

– Я, ваше превосходительство, не рождественская ёлка, чтобы меня украшать. Обойдусь и без орденов, – поклонился Борейко.

– Увы, неисправим! – улыбнулся Белый, покачав головой.

В карете с генералом поместились Звонарёвы и дети, остальные поехали на извозчиках.

– Неприятно, что с вами приехал и молодой Стессель, – недовольно поморщился Белый. – Он, наверно, станет просить за отца. Но я не могу поступать против совести и присяги! Как ни верти, Стессель целиком виновен в преждевременной сдаче Артура. Крепость могла быть взята штурмом, когда силы защитников иссякли бы, но сдаваться на капитуляцию русская крепость не должна! От этой ответственности Стесселю на суде не уйти!

– Какое же, по-вашему, ждёт его наказание? – поинтересовался Звонарёв.

– По нашим законам за преждевременную сдачу крепости полагается расстрел. Но, вероятно, Стесселя подведут под амнистию, и казнь заменят каторжными работами с последующей ссылкой в Сибирь на поселение, – ответил генерал.

– А не найдут ли повода для оправдания его? – высказал предположение Звонарёв.

– Этого не может быть! – протестующе воскликнул Белый. – Если Стесселя оправдают, я первый подам в отставку, да не я один, Тахателов, Ирман, Семёнов, Третьяков – все порядочные артурцы уйдут из армии. Виноват Стессель, и оправдывая его, суд переложит его вину на всех нас, артурцев! Я честно воевал и хочу сохранить незапятнанным свой военный мундир, который ношу уже свыше сорока лет.

В номере гостиницы Руся попыталась передать отцу личное письмо от Стесселя, но Белый категорически отказался его принять.

– Нет, дорогая, письма я не возьму. Ты же знаешь, сношения с подсудимым в ходе судебного процесса недопустимы! – сказал он. – Можешь от моего имени передать твоему свекру, что я буду давать показания строго руководствуясь долгом перед Родиной, своей присягой и честью военного мундира. Как родственник Анатолий Михайлович для меня на суде не существует.

– Но Анатолий Михайлович очень просит тебя, папа, хотя бы тайно повидаться с ним в один из ближайших дней. Он хотел посоветоваться с тобой, как себя лучше вести на суде, – настаивала Руся.

– Ни о каком свидании не может быть и речи. Особенно тайном, следовательно – подозрительном, недозволенном, жульническом. Об этом я и слышать не хочу! Распоряжался он в Артуре ни с кем и ни с чем не считаясь, пусть же теперь один и держит ответ за все свои дела, – решительно отклонил генерал просьбу дочери.

Руся расплакалась от огорчения.

– Пойдём отсюда, Руся! – с нарочитым трагизмом промолвил молодой Стессель. – Знаешь пословицу: старая хлеб-соль забывается. Отец нужен был Василию Фёдоровичу в Артуре, когда представлял его к чинам и орденам! Тогда и разговор был другой. А теперь чем же может быть полезен «государственный преступник»? Теперь с ним можно и не церемониться.

– Вы забываетесь, поручик! Потрудитесь выйти! – вспыхнул Белый.

– Слушаюсь, ваше превосходительство! – вытянулся молодой Стессель и, резко повернувшись, вышел из комнаты.

– Раз ты прогоняешь моего мужа, значит – ты прогоняешь и меня! Прощай, моей ноги больше не будет в твоем доме! – вскрикнула Руся.

Белый осуждающе взглянул на дочь.

– Твой муж позволил себе дерзость. Не будь дурой и отнесись к этому разумно. Тебя никто не прогоняет и не считает ответственной за слова мужа.

Руся, всё ещё плача, продолжала одеваться.

– Мне нужно идти домой, папа, – уже мягче проговорила она.

– Это другое дело! Если надо, то я тебя не задерживаю. Объясни свекру и свекрови моё мнение. Если они не окончательно сошли с ума от злобы и страха, то поймут меня. До свидания, доченька! – сказал Белый и ласково поцеловал Русю в лоб.

– Тяжело ей приходится меж двух огней, – вздохнула Катя, когда Руся скрылась за дверью.

– Сама виновата! Давно бы отреклась от Стесселя, раз он предатель и изменник! А муж, если хочет остаться с нею, пусть порывает с родителями или рвёт с ней и остаётся с ними, – запальчиво высказалась Варя.

– Значит, ты могла бы бросить и меня? – полушутливо спросил Звонарёв.

– Если ты окажешься предателем, изменником и вообще подлецом – брошу ни минуты не задумываясь! Возьму Надюшу и уеду к папе с мамой или к Кате, – отрезала Варя.

– А меня куда же? – насупился Вася.