Семья Звонаревых. Том 1

– Выходит, прав Жатков, – с ноткой разочарования в голосе произнёс Гордеев. – Ты и впрямь бога чтишь – значит, чтишь и царя, как подобает верному слуге престол-отечества. А мне про тебя невесть что наговорили: и безбожник, и крамольник, и чуть ли не сицилист. И я решил – зайду-ка сам да посмотрю, что это за человек такой. Как живёт, о чём думает. А то, не дай бог, напраслину на хорошего человека наплетут. Так оно и вышло бы, не повидай я тебя.

– Кто же это постарался меня очернить? – спросил Блохин.

– Мало ли вокруг тебя брехунов, – махнул рукой Гордеев и поднялся из-за стола. – Пойду, пожалуй. Не к месту я тебе нонче. Хозяйки дома нет, ты за няньку с детьми, и поговорить некогда. Загляну в другой раз.

Проводив Гордеева, Блохин облегченно вздохнул:

– Хорошо, что Шурки нет, а то дело могло бы дойти и до драки.

Уже под вечер вернулись домой Шура с матерью и начали длинно рассказывать обо всём, что видели и с кем о чём говорили.

– А я тут дорогого гостя принимал, – перебил их Блохин. – Сам Гордеев пожаловал. Всё про тебя, Шура, справлялся. Обещал на днях зайти снова. Так имей в виду: как заметишь его на улице, сейчас же уходи из дому и не возвращайся, пока он не уйдет, – предупредил Блохин.

– Только, ради Христа, не задирайся ты с ним, Филя, – дрогнувшим голосом просила Шура. – Я-то убегу к соседям, а ты сразу в драку полезешь…

К ночи всё небо затянуло тучами, изредка прорывалась луна, тускло и уныло освещая белые мазанки, высокие застывшие тополя.

Незадолго до полуночи перед хатой Блохина появился пьяный Гордеев во главе целой компании собутыльников. Унтер взошёл на крыльцо и принялся дубасить кулаком в дверь. Увидев, кто стучит, Шура через окно выскочила во двор и тотчас же скрылась в ночной темноте. Блохин схватил топор и бросился с ним в сени, но на пороге его остановила тёща.

– Пишов бы и ты на двор. Дюже ты пылкий. Чую, шо нэ обийдёться без биды. Я сама побалакаю з цим катом.

– А ежели он вас изобьёт и детишек напугает?

– Я того треклятого и на порог не пущу, – решительно заявила Саввишна. – Выводь тышком коня и вэды його пасты до лису, а я скажу кату, що тэбэ з вечора дома нэма.

Так и сделали. Гордеев пошумел на крыльце, пообещал всё же «спробовать» Шурку и со своими дружками пошёл дальше по деревне.

Блохин ещё долго слышал рёв пьяной компании, шатающейся по деревенской улице. Выехав на опушку леса, Блохин стреножил коня, пустил его пастись, сам улёгся на небольшой стог сена. В ночной мгле трудно было что-либо различить даже вблизи. Чтобы защитить себя от возможного нападения пьяной компании, Блохин захватил с собой длинную тяжёлую дубину, один конец которой был заострён. В руках такого сильного человека, как Блохин, это было грозное оружие. Пробуя его в руке, Блохин несколько раз взмахнул дубиной над своей головой, прислушиваясь к свисту, с которым она рассекала воздух.

«Как будто мне по руке, – подумал Блохин. – Только бы теперь не пропустить этого гада в ночной темноте».

Блохину пришла дерзкая мысль: подкараулить Гордеева в лесу и со всей силы стукнуть его по башке дубиной, сразу рассчитавшись с палачом за убитых на Пресне рабочих, за изнасилованных деревенских девушек, за всех сосланных в Сибирь по доносам Гордеева мужиков. Как убивают бешеных псов, так надо убить и Гордеева, который во сто крат хуже всякого бешеного пса… Разве сейчас не ждут со страхом Гордеева в любой хате, куда ему вздумается зайти?! Во всей округе вздохнут свободнее, когда узнают о его смерти…

Он представил себе искаженное ужасом лицо жены и звериный оскал жадного рта крадущегося к ней Гордеева. Не сегодня – так завтра, не завтра – так через неделю этот зверь подкараулит где-либо Шуру, и, если она будет сопротивляться, Гордеев не пощадит её, не подумает о её детях. Так не проще ли сейчас уничтожить этого зверя, чем ждать его дальнейших преступлений.

Деревня лежала не дальше чем в версте от Блохина. Ветер то и дело доносил оттуда лай собак, пьяные крики и песни загулявшей компании Гордеева. Постепенно шум докатился до ближайшей окраины деревни. Блохин догадался, что Гордеев со своими дружками зашёл к жившему на окраине мельнику, где его всегда хорошо угощали из страха перед ним.

– Только бы Гордеев не остался тут ночевать, – забеспокоился Блохин и стал чутко прислушиваться к ночным звукам, доносящимся из деревни. Рука его крепко сжимала тяжёлую дубину…

Медленно тянулось время. Тьма, казалось, становилась всё непроницаемее, особенно после короткого появления луны. Блохин решил перебраться поближе к лесу, к дороге, которая шла в соседнее село. Если Гордеев не останется на ночь у мельника, то обязательно пойдёт по этой дороге.

Блохин устроился в придорожной канаве. Весь превратившись в слух, он наблюдал за хатой мельника.