Семья Звонаревых. Том 1

Хотя на Блохина по-прежнему не падало ни малейшего подозрения, чувствовал он себя беспокойно. Ему казалось, что вот-вот нагрянет с обыском полиция, скрутит руки, и тогда виселица ему обеспечена. В постоянной тревоге он ждал известий об аресте механиков. Если бы это случилось, необходимо было бы немедленно бежать. Кто мог поручиться, что ради своего спасения Никита и Гаврила не выдадут его, Блохина?

Но шли дни, недели, а тайна убийства Гордеева оставалась нераскрытой. Гордеев был человеком маленьким, к тому же достаточно насолил и попу, и уряднику, и становому. Розыск и расследование велись крайне вяло, и через месяц о нем почти забыли, всем надоело заниматься этим. К тому же смерть Гордеева освободила начальство от разбора многих жалоб на него за различные бесчинства и прямые преступления.

Миновала весна, за нею наступило лето. На полях Полтавщины зрели хлеба. В канун Петровки Блохин приступил к уборке урожая с трёх тёщиных десятин. По расчётам Блохина, собранного хлеба должно было хватить до будущего года. После уборки он вспахал землю под озимые, заготовил дров, отремонтировал весь инвентарь в доме и объявил Шуре о своём намерении ехать на заработки в город. Шура сразу заплакала и запричитала:

– Останусь тут одна. Буду с детьми горе мыкать в одиночестве. Побыл бы, Филя, в деревне, пока детки не подрастут. Неужели тебе не жалко их и меня?

– Эх, Ликсандра, ничего ты не знаешь… – угрюмо ответил Блохин. – Может, я и пожил бы тут с тобой, да боязно мне…

– Значит, ты что-то скрываешь от меня? – забеспокоилась Шура.

Ночью, когда все спали, Блохин рассказал жене об убийстве Гордеева.

– Взял я на душу грех, но не жалею. За всех рассчитался с этой гадиной. Может, ещё не убил бы, да надо было тебя оберечь… Ну и порешил я его.

Шура испуганно отстранилась от мужа:

– Неужели это ты один его, Филя, кончил?.. – с ужасом прошептала она.

– Я, – коротко подтвердил Блохин.

– И не мучаешься ты за него?

Блохин сжал кулаки и злобно проговорил:

– А он, гад, мучился, когда своими руками рабочих в Москве душил? Мучился, когда до смерти избивал женщин и совсем молоденьких ребят, наших односельчан? Мучился он, гад ползучий, когда выдавал полиции на великие муки, даже на смерть, хороших, честных людей? Мучился ли он, когда насиловал девок и женщин и измывался над такими, как ты? Если бы понадобилось, то я и ещё раз убил бы Гордеева. Вот я и не мучаюсь. Одного боюсь, чтобы не докопались до меня, не дознались, что это я его прикончил. Тогда тебя и детей бросят в нищету, пустят по миру нищими…

– А тебе что будет, ежели дознаются?

– Вешалка, больше ничего, – коротко проговорил Блохин.

– Филя, родной, так зачем же ты это делал? – зарыдала Шура.

– Тебя от зверя оберегал и других девчат, женщин и всех честных людей. Поняла? Поэтому-то мне сейчас и надо подаваться отсюда в город.

– В Питер? – прошептала Шура.

– Вернее всего, туда. Там, сама знаешь, есть у меня верные товарищи и Звонарёвы. Помогут на первое время.

Долго молча лежали они друг около друга, думая о дальнейшей жизни.

– Ну что же, Филя, делай как знаешь, тебе виднее, – уже покорно проговорила Шура. – Я тут с детишками пока побуду. – И, прижавшись к плечу мужа, она снова заплакала и запричитала: – Когда же счастье придёт к нам? Когда? Скажи, Филя, есть ли оно, это счастье, на земле?..

Глава 11

После кровавой расправы над революцией 1905 года царское правительство не прекращало репрессий не только против непосредственных участников революции, но и против всех сочувствующих прогрессивным идеям. В стране шло преследование всего передового и революционно настроенного.

Массами увольнялись служащие, учителя гимназий.

Для поступающих в высшие учебные заведения были введены свидетельства о благонадежности, выдаваемые местными жандармскими управлениями. Профессура тоже подвергалась политической фильтровке. Десятки передовых профессоров увольнялись из университетов и других высших учебных заведений. Их места занимали наиболее реакционные, бездарные, но «благонамеренные» люди.

Во главе министерства просвещения был поставлен отъявленный реакционер, черносотенец, чуждый всему русскому – грек Кассо. В придворных кругах он пользовался особыми симпатиями за свою показную религиозность, за оголтелый монархизм и полную скандалов распутную жизнь. Этот министр меньше всего занимался вопросами просвещения. Все его помыслы были направлены на усиление политических репрессий в отношении студенчества и передовой профессуры.

Волна репрессий докатилась и до женского медицинского института. Притаившаяся было в революционные дни, реакционная профессура теперь подняла голову и открыто призывала студенток удалить из своей среды «смутьянок» и «крамольниц», и в первую очередь – всех евреек, которых черносотенцы считали главными виновниками студенческих волнений. На лекциях велась неприкрытая антисемитская пропаганда.