Всё это вызывало возмущение большей части студенчества. Стихийно вспыхивали протесты против реакционных выступлений отдельных профессоров, их лекции бойкотировались, профессоров освистывали. «Зачинщики» подобных протестов изгонялись из института. Это, в свою очередь, ещё сильнее возмущало студентов. Вздымалась волна новых протестов, таких бурных и единодушных, что министерство грозило совершенно закрыть институт.
Варя не особенно интересовалась политикой, но в то же время не могла равнодушно относиться к событиям, происходившим в институте. Поведение некоторых профессоров глубоко возмущало её, и она не раз далеко не лестно отзывалась о них среди студенток. Особенно резко она критиковала деятельность профессора Горемыкина, читавшего курс патологической анатомии. Не блистая знаниями, Горемыкин сделал карьеру своими реакционными выступлениями и, в частности, систематической и грубой травлей евреев. Как руководитель кафедры он не представлял никакой ценности, и студентки нередко прямо в глаза выражали ему неудовольствие по этому поводу.
Избрав своей будущей врачебной специальностью хирургию, Варя с особенным усердием изучала патологическую анатомию и целые дни проводила в анатомичке, препарируя трупы. Горемыкин вскоре заметил усидчивую студентку и стал ей уделять исключительное внимание, помногу времени проводя около неё.
Вначале Варя была обрадована таким вниманием профессора к её работе, но затем довольно скоро поняла, что его привлекало к ней не только её усердие. Стройная, румянощёкая, с золотисто-каштановыми косами, венком уложенными вокруг головы, она поразила любвеобильное сердце молодящегося профессора.
Это заметили, прежде всего, Варины товарищи по курсу и стали ехидно подсмеиваться над «нежной парочкой». Вначале Звонарёва относила эти насмешки однокурсниц на счёт их зависти к её несколько необычному положению в институте – как дочери прославленного портартурского генерала, участвовавшей в героической защите дальневосточной русской крепости. Потом она и сама стала ловить на себе пылкие взгляды Горемыкина. Это одновременно и смешило её, и злило.
Однажды во время обеда Сергей Владимирович, поделившись с нею служебными новостями, спросил её:
– Варенька, а ты знаешь, что твоя сестрица Руся стала теперь помещицей?
– Откуда ты взял? – недоверчиво взглянула на него Варя.
– Сегодня я был в Главном артиллерийском управлении, виделся с твоим отцом, и он сообщил мне об этом, – сказал Сергей Владимирович. – Дело в том, что Стессель уже на свободе.
– Не может быть! – воскликнула Варя. – Стессель осуждён к десятилетнему заключению в крепости, а отсидел всего полгода.
– И всё же он на свободе, – заверил её Звонарёв. – Оказывается, он последнее время приезжал в крепость только ночевать. Под праздники его отпускали домой с ночёвкой… Не так давно он купил на имя сына имение неподалеку от Винницы, подлечился в Кисловодске и теперь переехал в имение сына.
– Освободить изменника и предателя! – негодовала Варя. – Это же плевок в лицо всей нашей общественности!..
– Очевидно, Стессель чем-то заслужил подобную милость самого царя, – заметил насмешливо Звонарёв. – Правда, о его освобождении не напечатано ни в одной газете. Грязные дела, как правило, творятся втихомолку.
Варя гневно нахмурилась.
– Прав был Филипп Иванович, когда утверждал, что никому ничего не будет. Так оно и вышло: пошумели и успокоились. Стессель – вольная птица. Фок обосновался на фатерлянде – в Тюрингии[34]
, Смирнов коротает дни в отставке, а Рейс опять командует дивизией на Дальнем Востоке…– Словом, страшная трагедия суда превращена в жалкий фарс, – с горечью промолвил Сергей Владимирович. – Не знаю, куда зайдёт Россия, если и дальше будут твориться такие дела.
Этот разговор произвёл на Варю тягостное впечатление. Задумавшись, она молча смотрела куда-то за окно и ела уже без всякого аппетита. Чтобы отвлечь её от неприятных размышлений, Сергей Владимирович решил перевести разговор на другую тему. Притронувшись к руке жены, он сказал с улыбкой:
– А ну их к лешему, этих стесселей! Расскажи мне лучше, что нового у вас в институте.
Варя, словно очнувшись, обернулась к нему.
– У нас?.. Всё по-старому!
– Так-таки ничего нового и нет?
И вдруг в глазах Вари забегали озорные огоньки.
– Ну конечно же, есть! – оживилась она и продолжала уже в шутливом тоне. – Учти, Серёженька, тебе угрожает серьёзная опасность в один далеко не прекрасный для тебя день оказаться рогоносцем.
– Кто же он, соблазнитель? – с нарочитым гневом спросил Звонарёв.
Варя подробнейшим образом рассказала ему об ухаживании Горемыкина и пламенных взглядах профессора. Оба от души посмеялись над тщетными потугами старого «сердцееда», но всё же решили охладить его любовный пыл.
Не откладывая дела в долгий ящик, Звонарёв явился в институт на следующий же день в офицерской форме, с огромной сибирской папахой на голове.