— Как «о чем»? — вспыхнул тот, но тут же взял себя в руки. — Это у вас свежие газеты?
— За воскресенье.
Аннаев рывком подвинул к себе стопку газет, раскрыл «Известия», скользнул взглядом по первой полосе и положил газету на стол.
— Прочтите вот это.
Холодея от недоброго предчувствия, он пробежал глазами: «О предотвращении попытки угона…» Строчки рябили, двоились, расплывались в неразборчивые волнистые полосы. Он опустил газету на стол и крепко зажмурил глаза. Потом перевел дыхание и медленно, с обреченностью человека, до конца познавшего глубину и фатальную непоправимость свершившегося, прочел:
В начале июня с. г. во время полета пассажирского самолета, следовавшего рейсом Ташкент — Ереван, вооруженный особо опасный преступник Приходько Л. В. предпринял попытку его захвата с целью угона за границу. Силами обеспечения безопасности полетов Министерства гражданской авиации бандитская попытка была пресечена. При задержании преступника получила ранения и скончалась на борту самолета капитан Дадабекова Х. Т. Преступник, оказавший сопротивление, убит.
Пассажиры и экипаж самолета не пострадали».
— Скончалась, — шепотом повторил он. — Скончалась.
Безликое, холодно-равнодушное слово, и за ним — трагически оборвавшаяся жизнь. Ее жизнь.
Он продолжал машинально смотреть на газетный лист, потом медленно поднял голову.
— Когда… — У него перехватило горло, и он закашлялся. — Когда это произошло?
Лица он не видел, только белую полоску бинта.
— Четыре дня назад.
Аннаев глядел на него в упор, и в глазах его была настороженность и недоверие.
— Вы что, в самом деле ничего не знаете?
Он пожал плечами.
— Только то, что она считала необходимым сказать.
— Ну, а все-таки?
— Сказала, что Приходько — ее муж.
— И вы поверили?
— А что еще оставалось делать?
— Драться, черт бы все побрал! — взорвался Аннаев. — Когда женщину любишь, за нее надо драться, а не распускать сопли!
— Может быть, вы и правы, — согласился он. — Но для этого надо, чтобы любили и тебя.
— А она что, не любила? Какие вам нужны доказательства?
— Вы правы, — устало повторил он. — Надо быть идиотом, чтобы не отличить правду от лжи.
— «Лжи»?! — У Аннаева сухо блеснули глаза. — Не было никакой лжи! Вы что и теперь не понимаете, зачем она вам это сказала? Из-за вас могла сорваться вся операция. Вот она и вывела вас из игры единственным в данной ситуации способом. Вы должны были ее понять. А вы ударились в амбицию.
«Аннаев прав. — Он почувствовал, как слезы бессилия подступают к горлу. — Я должен был ее понять. Возможно, тогда все сложилось бы по-другому».
— Я ее уговаривал задержать вас телеграммой. — Аннаев словно читал его мысли. — Ни в какую не согласилась: «Ничего ты, Клыч, не понимаешь. Я этого человека, может быть, всю жизнь ждала. Не могу рисковать!»
— И рискнула жизнью, — хрипло выдавил он.
— Да. — Аннаев закурил. — Уж кто-кто, а она знала, на что идет. Это ведь ее была идея, как на Приходько выйти. «Стану востоковедом, собирательницей рукописей, активисткой общества книголюбов. Должен клюнуть».
— Объясните мне только одно, — попросил он. — Как она оказалась в его квартире?
— Из-за вас.
— Из-за меня?!
— Да. Приходько увидел вас вдвоем возле гостиницы. И сразу насторожился.
— И позвонил мне в номер.
— Нет. Сначала Халиде. Сказал, что уезжает, и потребовал, чтобы она принесла рукописи. А уже потом позвонил вам.
— Пригласить на кружку пива.
Аннаев кивнул.
— Дорого бы вам обошлась эта кружка пива!
Халида принесла две копии. Сказала, что может достать подлинники в Ташкенте и Ереване.
Когда вы позвонили, Приходько просматривал копию рукописи. Бросил, не поднимая головы: «Скажите, нет дома». Потом поинтересовался, кто звонил. «Какой-то мужчина», — ответила она. — «Ваш знакомый?» — «Нет. Мне показалось».
И тогда он предложил ей лететь утренним рейсом в Ташкент, а оттуда в Ереван.
Аннаев взглянул на часы и поднялся.
— Мне пора. Что было до Ташкента, вы знаете. А по пути в Ереван, когда летели над Каспием, Приходько встал и шагнул к пилотской кабине. Я загородил дверь. Приходько выхватил пистолет, но Халида ударила его по руке. Он промахнулся, и сразу же выстрелил в нее. И тут мы его скрутили…
Она еще минут пятнадцать жила. Успела сказать, что послала вам письмо. «Он поймет и все простит» — это ее последние слова…
Аннаев с силой провел ладонью по лицу, встал и протянул руку.
— Прощайте. Через полчаса мой самолет.
Он тоже поднялся, их ладони сомкнулись в рукопожатии. Несколько секунд оба молчали, двое одиноких мужчин в пустоватом прокуренном кабинете.