Сердце ночи

Словно тысячи тысяч стеклянных иголок
Ломались с шорохом и звоном,
И каждый радужный осколок
С живым сливался снова лоном,
Чтоб глухо зазвенеть опять,
Чуть всколыхнуться, засиять,

Уже утопая в взволнованном хоре,
В зеленой плесени отлива,
В пустыне зыбких плоскогорий,
Под легкий лепет, вздох счастливый,
Роняя волн косматых ткань
В эфирно радостную рань.

Шорох волн в нарастании длительном гула,
Песок с налетом влажной соли,
И море близко вдруг блеснуло
Сквозь листья лаковых магнолий.
Текуче — все. Покоя нет!
И, словно зарево побед,

Тысячи тысяч жемчужных скорлупок,
Упав на синь, зарозовели,
И ропот грозен, и шелест хрупок,
И сладострастно пухнут мели —
Чтоб в муке замереть на миг,
Из вод являя рдяный Лик.

<1918>

Отрывок

Из пустыни, сожженной и знобимой
Бесовской, похотливой лихорадкой,
Бежал я ночью, тайно одержимый
Желанием коснуться жизни сладкой,
Как пояса или волос любимой.

Я поцеловал землю у городских ворот.
Свежий воздух прозрачной рани
Смешался с запахом гари, рыб и нечистот.
Изможденные женщины предместий
Выливали на улицу лохани
И развешивали на заборах белье.
Все было на прежнем месте,
Но все уже было не мое,
Десять лет
Искуса, молитв и бдений
Отделяли меня от конских побед,
Пирушек, стихов и праздничной лени,
Малиной пахнущих губ
И речи щебечущей, звонкой, картавой
Спутницы прелестной и лукавой.
Мой лик был темен, голос дик и груб,
И песни так пустынно величавы.
И только в сердце, радостном и кротком,
Иная с миром связь восстановлялась.
Была ли это нежность или жалость?
Из рдяных зорь ему покров был соткан,
И сладко, отрекаясь, сердце сжалось.

Я сбросил истлевшую милоть,
Сменив ее на простое платье.
Казалось, в одно объятье
Заключил я солнечную плоть
И дух, подобный восковой свече,
Благословив и святость и грех,
И лилий белизну и золото павлина.
Послышались шаги и легкий смех
Женщины в лиловом плаще:
«Если ты носильщик, снеси корзины».
Я сказал: госпожа, я готов.
Воздух был прозрачен и звонок,
Веял холодом мрамор домов.
В нише голубей стерег котенок.
Пройдя колонн воздушный строй,
Вступили мы в прозрачный садик,
Где поливали дорожки фиалковой водой
И розы жались к ограде…

<1916>

«Нас ужас вяжет сталью паутины…»

Нас ужас вяжет сталью паутины,
Забыли мы о радостях земли.
Буравят высь бескрылые машины,
И мясом пушечным полки легли.

Но павшие под одурь трескотни,
К земле пришибленные черным градом —
Что в миг последний обрели они —
Свой рай, кафешантан с открытым садом,

Ночь без зари иль в сладостных мечтах,
Где голос нежен, а стихии хрупки,
Герой воскреснет и убудет страх
И пир картонные запенит кубки?

«Наш рок и труден и туманен…»