Серена

– Ты о ком?

– Я про Гэллоуэя. Он заглядывал сюда с час тому назад, искал Чейни.

Пембертон убрал руку с плеча управляющего, и тот вышел за дверь. Пембертон же пересек больничный вестибюль и двинулся по дальнему коридору, отсчитывая черные нумерованные таблички на дверях, пока не нашел нужную.

Серена еще не успела прийти в себя, и ее муж, войдя в палату, придвинул к кровати стул и уселся ждать. Пока он прислушивался к неглубокому дыханию больной, наблюдая за постепенным возвращением красок на ее лицо, наступил полдень. Из-за вколотых врачом лекарств Серена пребывала в состоянии блуждающей прострации; глаза ее, изредка приоткрываясь, были бессильны что-либо различать. Медсестра принесла Пембертону обед, а затем и ужин. Только когда за окном палаты угасли последние отсветы солнца, Серена вновь открыла глаза – и увидела мужа. По всей видимости, к ней вернулось сознание, несмотря даже на капельницу с морфием. Медсестра, которую это обстоятельство немало удивило, подошла проверить, поступает ли лекарство в кровь, а затем удалилась. Пембертон, не вставая со стула, подался к лежащей на кровати Серене, просунул правую ладонь ей под запястье и сомкнул на нем пальцы.

Повернув к нему голову, Серена прошептала:

– Ребенок умер?

– Да.

Несколько секунд она молча изучала лицо мужа.

– Что еще?

– Других детей у нас уже не будет.

После этого Серена молчала почти минуту, и Пембертон решил, что вернулось действие лекарств. Но вот жена набрала воздуху в легкие и вроде бы собралась что-то сказать, однако передумала. Вместо этого она смежила веки и медленно выдохнула; тело ее, как показалось Пембертону, провалилось вниз, утонув в матрасе. Только после этого глаза ее открылись вновь.

– Кажется, мой организм всегда об этом знал, – сказала Серена.

Пембертон не стал переспрашивать, что жена имела в виду. Она вновь прикрыла глаза, а через несколько секунд медленно их открыла.

– И все же…

Кивнув, Пембертон сжал ее запястье, снова ощутив под пальцами пульсацию их общей крови. Взгляд Серены соскользнул на темный синяк на сгибе руки мужа, на подклеенную там марлевую подушечку.

– Твоя кровь слилась с моей воедино, – прошептала Серена. – Именно этого мы и хотели.

Часть третья

Глава 22

Больницу Серена покинула раньше, чем предпочли бы врачи и муж. «Мне необходимо вернуться в лагерь», – был ее ответ на все уговоры. Серену вынесли из больницы в точности так же, как и доставили туда; Кэмпбелл с Пембертоном затащили каталку в вагон поезда и опустили на слой одеял в фут толщиной, призванный смягчить тряску. Когда поезд прибыл в лагерь, мужчины вдвоем внесли Серену в дом. Как раз было время ужина, и рабочие, побросав вилки и ножи, высыпали на крыльцо. Большинство наблюдали издалека, но кое-кто – по большей части бригадиры, с которыми ей доводилось работать, – подошли ближе и сняли шляпы, когда каталка проезжала перед ними. Серена оставалась бледной, но ее серые глаза были открыты и смотрели в небо, которого она не видела уже семь дней. Лесорубы молча наблюдали, как управляющий с хозяином несут больную через лагерь к дому. В глазах, помимо прочих эмоций, читалось и немалое удивление – в первую очередь у тех рабочих, чьи матери, сестры или жены погибли при тех же обстоятельствах, в которых Серене удалось выжить.

Вон открыл дверь в дом, и Кэмпбелл с Пембертоном внесли каталку в спальню. Затем они уложили Серену на кровать, и Пембертон задернул шторы, надеясь, что полумрак поможет жене уснуть. Обычно остаток дня рабочие посвящали игре на инструментах и пению или же, несмотря на усталость, устраивали бейсбольные матчи и борцовские поединки, толпились вокруг стихийно завязывающихся потасовок. В тот вечер, однако, в лагере царила странная, настороженная и опасливая тишина, как после сильной бури.

Пембертон сразу проверил ватно-марлевую подушку под бинтами – не проступила ли из швов на животе кровь или желтоватая жидкость – и принес Серене воды с таблеткой феосола[29], прописанного врачом от анемии. В последующие дни он кормил жену мягкой кашицей из вареных яиц и перетертого мяса, пока та не смогла сама поднимать вилку и ложку. Муж выносил за ней судно и тщетно пытался заставить принять кодеин от болей. Впрочем, с каждым днем ей становилось все лучше, и довольно скоро Серена уже смогла выбираться из постели в туалет или совершать краткие прогулки по дому, опираясь на руку Пембертона. Она настаивала, чтобы муж продолжал трудиться, прилагая больше усилий к поискам новых инвесторов, но Пембертон смог вернуться к работе только после того, как перенес стол из конторы в гостиную их дома. Пока Серена накапливала силы, лежа в зашторенной спальне, Кэмпбелл с привычной эффективностью руководил повседневными делами лагеря из конторы, то и дело отправляя Вона с мелкими поручениями.