Серена

Наступление субботнего вечера застало Пембертона в машине: сквозь постепенно мельчающие холмы он ехал по гудронированной дороге к долине реки Пиджин. Месяцем ранее в проплывающих мимо лесах увяли и облетели последние цветы кизила, и подлесок теперь был ярко-зелен от листьев карликового дуба; темные оттенки зарослям придавала зелень горного лавра и рододендрона. Пембертон надеялся, что в будущем люди обязательно изобретут средство для уничтожения таких вот бесполезных кустарников, и это значительно упростит вырубку и перевозку древесины ценных лиственных пород.

Указательным пальцем Пембертон ослабил повязанный на шее шелковый галстук. Он впервые после свадьбы облачился в парадный костюм из белого индийского хлопка, который был ему как раз впору, но все равно казался тесным. Неудобство было вознаграждено появлением Серены в том самом платье, которое она надевала в первый вечер их знакомства. Сейчас, как и тогда, платье, кажется, пребывало в постоянном движении, легкими штрихами обозначая изгибы ее тела, все его впадины и выпуклости: зеленая шелковая ткань свободным потоком переливалась от шеи к лодыжкам. Положив правую ладонь на колено жены, Пембертон ощутил под гладкостью шелка столь же гладкую кожу и попытался выбросить из головы все заботы, затмив их этим обещанием будущих наслаждений. Не получилось. Когда дорога начала забираться выше, покидая долину, Пембертон оторвал ладонь от колена супруги и переключил «паккард» на пониженную передачу.

– Я слышал, вчера вечером Макдауэлл наведался в лагерную лавку, – сказал Пембертон, не снимая ладонь с рычага. – Расспрашивал рабочих о Кэмпбелле.

– Эти вопросы могут значить только одно: ответов у него нет, – рассудила Серена, повернувшись к Пембертону на своем сиденье. – Как там справляется Микс?

– Весьма неплохо, учитывая, что это его первая неделя на должности управляющего. Местный говор Миксу пока не особо хорошо дается, но зарплаты рассчитаны верно.

Ландшафт ненадолго выровнялся, а затем нырнул ниже, к мосту через реку Френч-Брод, темную и вздувшуюся от прошедшего днем ливня. Сумерки уже начали сгущаться, и в Эшвилле, мимо которого проезжал «паккард», замерцали огни уличных фонарей. Машина пересекла реку Сваннаноа, а затем въехала в парадные ворота поместья Билтмор, чтобы пуститься в извилистый трехмильный путь к особняку. Лес вплотную жался к дороге, и только свет от фар «паккарда» разгонял тьму.

Дорога сделала новый крутой поворот, чтобы, выпрямившись наконец, открыть широкую эспланаду перед особняком, представшим глазам гостей в виде залитого огнями утеса. На фоне темного неба ввысь тянулись силуэты башен и шпилей, дорожка то изгибалась, то выпрямлялась, открывая обширную лужайку. С карнизов склонялись гаргульи, чьи угрюмые морды были видны лишь благодаря свету из окон. Светлые плиты облицовки придавали дому солидность, уверенно сообщая всему миру, что место, которое занимает в нем семья Вандербильтов, ничуть не зависит от капризов фондовых рынков и промышленности.

– Безнадежно заблудившийся Шамбор[30], – насмешливо определила Серена, когда муж притормозил, встраивая «паккард» в вереницу других автомобилей на подъездной дорожке.

У парадных дверей особняка ключами от машины завладел парковщик в черном фраке и цилиндре, который открыл для Серены дверцу. Пембертоны присоединились к другим гостям, поднимавшимся по широким ступеням. Когда они проходили мимо мраморных львов, Серена положила руку на локоть супруга и крепко сжала, после чего прильнула к Пембертону и поцеловала в щеку. В тот же момент он почувствовал, как его тревоги начали рассеиваться.

Пришлось подождать, пока три пары гостей не войдут в дом перед ними. Положив руку на талию Серене, Пембертон провел ладонью вниз и ощутил прохладу шелка под кончиками пальцев, ласкающих верхнюю часть ее бедра. В памяти всплыла картина настолько яркая, что она могла бы висеть в воздухе прямо перед ним, в раме и за стеклом: Серена в своей квартире на Ревир-стрит. Тогда, залитая лучами рассветного солнца, она раскладывала свой плащ от «Рэмс хэд» на кушетке, а Пембертон следом за ней вошел в комнату. Она не предложила гостю ни выпить, ни присесть, даже не взяла у него пальто. Она предложила лишь себя саму – обернулась уже с левой рукой на бретельке зеленого платья, стянула ее с плеча и отпустила, обнажив бледный шар груди с румяным соском в гусиной коже от холода… Очередь качнулась вперед, и Пембертон очнулся от видения.

В холле к ним шагнул дворецкий в смокинге, который держал серебряный поднос с шампанским. Протянув Серене один фужер, Пембертон взял второй, после чего они двинулись дальше, чтобы приветствовать хозяев.

– Добро пожаловать в наше жилище, – учтиво поклонился Джон Сесил, едва они успели представиться друг другу. Левая рука хозяина дома плавным жестом описала широкое пространство холла. Сесил пожал Пембертону руку, а Серену сдержанно чмокнул в щеку. Корнелия Сесил, в свою очередь шагнув вперед, скользнула губами по щеке Пембертона, а затем повернулась к Серене и обняла ее.