Сестра Керри (Sister Carrie)

Gentlemen with fortunes did not hesitate to note, as an addition to their own amiable collection of virtues, that they had their horses and carriages.	Джентльмены, накопившие большие состояния, перечисляли все свои добродетели, не исключая экипажей и породистых лошадей.
Thus one:	Одно такое письмо гласило:
"I have a million in my own right.	"У меня миллион долларов чистоганом.
I could give you every luxury.	Я мог бы окружить Вас какой угодно роскошью.
There isn't anything you could ask for that you couldn't have.	Вы ни в чем не знали бы отказа.
I say this, not because I want to speak of my money, but because I love you and wish to gratify your every desire.	Я говорю об этом не потому, что желаю хвастать деньгами, а потому, что я люблю Вас и счел бы за счастье выполнять каждое Ваше желание.
It is love that prompts me to write.	Только любовь побуждает меня писать Вам.
Will you not give me one half-hour in which to plead my cause?"	Не согласитесь ли Вы уделить мне полчаса, чтобы я мог лично высказать Вам свои чувства?"
Such of these letters as came while Carrie was still in the Seventeenth Street place were read with more interest - though never delight - than those which arrived after she was installed in her luxurious quarters at the Wellington.	Те письма, которые Керри получала, пока жила с Лолой Осборн на Семнадцатой улице, она прочитывала с большим интересом - хотя, впрочем, без всякого восторга, - чем те, которые начали поступать после ее переезда в роскошные апартаменты отеля "Веллингтон".
Even there her vanity - or that self-appreciation which, in its more rabid form, is called vanity - was not sufficiently cloyed to make these things wearisome.	Но даже и тут ее тщеславие - или то сознание собственных достоинств, которое в более бурном своем проявлении называется тщеславием - не было настолько пресыщено, чтобы эти письма ей наскучили.
Adulation, being new in any form, pleased her. Only she was sufficiently wise to distinguish between her old condition and her new one.	Преклонение - в любой форме - никогда не приедалось и было, конечно, приятно ей, но она прекрасно понимала разницу между своим прежним и нынешним положением.
She had not had fame or money before.	Раньше у нее не было славы и не было денег.
Now they had come.	Теперь пришло и то и другое.
She had not had adulation and affectionate propositions before.	Раньше она не знала преклонения, никто не предлагал ей своей любви.
Now they had come.	Теперь пришло и то и другое.
Wherefore?	В чем же дело?
She smiled to think that men should suddenly find her so much more attractive.	Она улыбалась при мысли, что мужчины вдруг стали находить ее более привлекательной.
In the least way it incited her to coolness and indifference.	Все это только делало ее более холодной и равнодушной.
"Do look here," she remarked to Lola.	- Пойди-ка сюда, - сказала она Лоле.
"See what this man says:	- Посмотри только, что пишет этот субъект!
'If you will only deign to grant me one half-hour,'" she repeated, with an imitation of languor. "The idea.	И, придавая голосу томность, она прочла: - "Не согласитесь ли Вы уделить мне полчаса..." Подумать только!