Сестра Керри (Sister Carrie)

Her picture was in the "World" once or twice, and an old "Herald" he found in a chair informed him that she had recently appeared with some others at a benefit for something or other.	Ее портрет раза два появился в газете "Уорлд", а из старого номера "Гералда", случайно найденного в гостинице, он узнал о том, что мисс Керри Маденда в числе других знаменитостей сцены принимала участие в одном благотворительном спектакле.
He read these things with mingled feelings.	Все это вызывало у него смятенные чувства.
Each one seemed to put her farther and farther away into a realm which became more imposing as it receded from him.	С каждой газетной заметкой Керри, казалось, отходила от него все дальше и дальше в мир, рисовавшийся Г ерствуду все более великолепным и недоступным.
On the billboards, too, he saw a pretty poster, showing her as the Quaker Maid, demure and dainty. More than once he stopped and looked at these, gazing at the pretty face in a sullen sort of way.	Он видел на афишах изображение Керри, такой скромной и нежной в костюме квакерши, и не раз останавливался и мрачно всматривался в ее красивое лицо.
His clothes were shabby, and he presented a marked contrast to all that she now seemed to be.	Одежда Герствуда совсем обветшала, и весь его облик представлял разительный контраст с той Керри, какой, по его представлениям, она должна была быть теперь.
Somehow, so long as he knew she was at the Casino, though he had never any intention of going near her, there was a subconscious comfort for him - he was not quite alone.	Пока Керри работала в "Казино", Герствуд, как ни странно, сам того не замечая, находил в этом утешение - он не ощущал полного одиночества, хотя ему никогда и в голову не приходило искать встречи с нею.
The show seemed such a fixture that, after a month or two, he began to take it for granted that it was still running.	Прошел месяц-другой, а Керри все выступала в том же театре, - Герствуд привык к этому и думал, что так будет продолжаться всегда.
In September it went on the road and he did not notice it.	Но в сентябре труппа отправилась в турне, и Герствуд не заметил этого.
When all but twenty dollars of his money was gone, he moved to a fifteen-cent lodging-house in the Bowery, where there was a bare lounging-room filled with tables and benches as well as some chairs.	Когда у него осталось всего двадцать долларов, он переселился в ночлежный дом на Бауэри, где за пятнадцать центов постояльцам предоставлялась большая общая комната со столами, скамьями и стульями.
Here his preference was to close his eyes and dream of other days, a habit which grew upon him.	Здесь Герствуд сидел часами и, закрыв глаза, грезил о былом. Постепенно это вошло у него в привычку.
It was not sleep at first, but a mental hearkening back to scenes and incidents in his Chicago life. As the present became darker, the past grew brighter, and all that concerned it stood in relief.	Вначале это не было похоже на забытье, он только прислушивался к отзвукам дней, проведенных в Чикаго, и чем безрадостнее становилась действительность, тем ярче и рельефнее выступало перед ним прошлое.
He was unconscious of just how much this habit had hold of him until one day he found his lips repeating an old answer he had made to one of his friends.	И Г ерствуд не сознавал, до какой степени укоренилась в нем привычка грезить наяву, пока он однажды не заговорил вслух, обращаясь к одному из своих бывших приятелей.