Сестра Керри (Sister Carrie)

A few minutes before twelve, a great box of bread was pushed out, and exactly on the hour a portly, round-faced German took position by it, calling	За несколько минут до двенадцати из магазина вынесли огромную корзину с хлебом, и в полночь, минута в минуту, полный, круглый булочник стал у дверей и крикнул:
"Ready."	- Подходи!
The whole line at once moved forward each taking his loaf in turn and going his separate way.	Очередь тотчас двинулась вперед. Каждый брал булку и уходил.
On this occasion, the ex-manager ate his as he went plodding the dark streets in silence to his bed.	На этот раз Г ерствуд съел свой хлеб еще на ходу, пока, еле волоча ноги, брел по темным улицам к месту своего ночлега.
By January he had about concluded that the game was up with him.	Когда наступил январь, Г ерствуд уже решил было, что все его ставки биты.
Life had always seemed a precious thing, but now constant want and weakened vitality had made the charms of earth rather dull and inconspicuous.	Раньше жизнь была чем-то драгоценным, но постоянная нужда и упадок сил сделали в его глазах земные блага тусклыми и малозначащими.
Several times, when fortune pressed most harshly, he thought he would end his troubles; but with a change of weather, or the arrival of a quarter or a dime, his mood would change, and he would wait.	Несколько раз, когда судьба трепала его особенно жестоко, он уже подумывал, что пора положить всему конец. Но лишь только прояснялась погода или случалось раздобыть десять, а то и двадцать пять центов, настроение Герствуда менялось. Тогда он говорил себе, что еще поживет.
Each day he would find some old paper lying about and look into it, to see if there was any trace of Carrie, but all summer and fall he had looked in vain.	Каждый день Г ерствуд поднимал брошенную кем-нибудь газету и просматривал ее, надеясь узнать что-нибудь о Керри. Но прошли лето и осень, а он все еще не нашел ее следов.
Then he noticed that his eyes were beginning to hurt him, and this ailment rapidly increased until, in the dark chambers of the lodgings he frequented, he did not attempt to read.	Потом он стал замечать, что у него побаливают глаза. Боль быстро усиливалась, и он уже не пытался читать в полутемных комнатах ночлежки.
Bad and irregular eating was weakening every function of his body. The one recourse left him was to doze when a place offered and he could get the money to occupy it.	Плохое питание расшатало весь его организм: оставалось только одно - спать, когда была возможность найти пристанище.
He was beginning to find, in his wretched clothing and meagre state of body, that people took him for a chronic type of bum and beggar.	Из-за жалких отрепьев и ужасной худобы Герствуда уже принимали за профессионального бродягу и нищего.
Police hustled him along, restaurant and lodginghouse keepers turned him out promptly the moment he had his due; pedestrians waved him off.	Полиция преследовала его, владельцы баров и ночлежек гнали прочь, а пешеходы отмахивались от него, как от назойливой мухи.
He found it more and more difficult to get anything from anybody.	Получить милостыню становилось все труднее и труднее.
At last he admitted to himself that the game was up.	Наконец Г ерствуд пришел к убеждению, что игра проиграна.
It was after a long series of appeals to pedestrians, in which he had been refused and refused - every one hastening from contact.	Эта мысль завладела им после того, как прохожие один за другим отказывались ему подать - все от него отшатывались.