Читаем Сети города. Люди. Технологии. Власти полностью

Можно выделить три типа игр: без геолокационной привязки, с геолокационной привязкой и игры, требующие координации игроков в городе пользователями, находящимися за компьютером (игры гибридной реальности). Игры первого типа – Noderunner (2003), Conquest (2004), Shoot me if you can (2005) – построены на поиске других игроков или мест по заранее заданным критериям и фиксации результатов с помощью фотографии. Игры второго типа – Geocaching (c 2000‐го по наст. время), Botfighters (2001–2005), Cititag (2004), Alien revolt (2005–2007) – подразумевают взаимодействие игроков с виртуальными объектами, отмеченными на карте, или с другими игроками, чье местонахождение визуализировано в игре. Все игры носят соревновательный характер, это либо коллекционирование найденных виртуальных объектов, либо накопление очков за победу над игроками другой команды, иногда за ограниченный промежуток времени. Найти другого игрока, увидеть его на экране в зоне манипуляции или заметить его в физическом пространстве – значит, иметь возможность «выстрелить» в него, с помощью игровых артефактов или отправки sms-сообщения. В играх гибридной реальности – Can you see me now? (2001–2004), Uncle Roy all around you (2003), Mogi (2003–2007), I like Frank (2004), PacManhattan (2004) – совмещаются стратегии пребывания в полностью виртуальной проекция города и в физическом городе, причем цели остаются те же – найти игровой артефакт или другого игрока[911].

Анализируемая нами игра Ingress the Game (с 2012‐го по наст. время) отличается от предыдущих геолокационных игр по нескольким параметрам.

1. Имеющие геолокационную привязку виртуальные объекты, с которыми взаимодействуют игроки, – не случайные спрятанные предметы и не места, отобранные по одному признаку (например, на них есть заранее установленный знак или в них есть доступ в интернет), а места, выбранные по сложной системе критериев. По инструкции от разработчиков, «порталами» могут быть: «достопримечательности, имеющие историческую или образовательную ценность», «памятники или уникальная архитектура», «примечательные места», «любимые места горожан», «места активного отдыха и досуга», также в отдельную группу кандидатов входят почтовые отделения, общественные библиотеки, узловые станции, общедоступные культурные здания и сооружения. Нельзя подавать заявку на временные сооружения, места, где ведется коммерческая деятельность (кафе, магазины), природные достопримечательности. Пользователи имеют возможность создавать порталы, таким образом, им нужно демонстрировать навыки выделения городских объектов. Позднее в Ingress появилась возможность составления миссий – тематических маршрутов для последовательного посещения нескольких мест (например, «булгаковская Москва») – что еще больше усилило связь игры с общегородскими культурными смыслами.

2. Предыдущие игры построены на крайне узком спектре возможных игровых действий (собирание объектов, перемещение, обстрел вражеского «портала»). Добавление в Ingress возможности не только производить манипуляции с отдельным объектом («порталом»), но и соединять объекты между собой (делать «линки» и «поля»), привело к превращению приложения в средство высказывания, в том числе политического характера (например, создание филдарта, о котором мы расскажем далее). Рост спектра игровых действий увеличил варианты возможных игровых тактик и тем самым вместе с соревновательным элементом стимулировал стратегическое отношение к игре. Таким образом, логика использования приложения становится более тотальной, а сама игра требует больших физических и временных издержек.

Отсутствие временных и пространственных границ, возможность разнообразных манипуляций с широким рядом городских объектов склоняет нас рассматривать Ingress в качестве игрового пространства, а не просто игрового наполнения города. Однако это пространство формируется благодаря сложным технически опосредованным отношениям, которые основаны на социальных практиках наблюдения, различения своего и чужого, расщепления виртуальной и телесной ипостаси игрока. В следующих разделах мы обратимся к феномену экранных отношений и ответим на вопрос о том, как воспринимают город игроки и в каких модальностях по нему перемещаются.

Перейти на страницу:

Все книги серии Studia Urbanica

Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике
Собственная логика городов. Новые подходы в урбанистике

Книга стала итогом ряда междисциплинарных исследований, объединенных концепцией «собственной логики городов», которая предлагает альтернативу устоявшейся традиции рассматривать город преимущественно как зеркало социальных процессов. «Собственная логика городов» – это подход, демонстрирующий, как возможно сфокусироваться на своеобразии и гетерогенности отдельных городов, для того чтобы устанавливать специфические закономерности, связанные с отличиями одного города от другого, опираясь на собственную «логику» каждого из них. Вопрос о теоретических инструментах, позволяющих описывать подобные закономерности, становится в книге предметом критической дискуссии. В частности, авторы обсуждают и используют такие понятия, как «городской габитус», «воображаемое города», городские «ландшафты знания» и др. Особое внимание в этой связи уделяется сравнительной перспективе и различным типам отношений между городами. В качестве примеров в книге сопоставляется ряд европейских городов – таких как Берлин и Йена, Франкфурт и Гамбург, Шеффилд и Манчестер. Отдельно рассматриваются африканские города с точки зрения их «собственной логики».

Коллектив авторов , Мартина Лёв , Хельмут Беркинг

Скульптура и архитектура
Социальная справедливость и город
Социальная справедливость и город

Перед читателем одна из классических работ Д. Харви, авторитетнейшего англо-американского географа, одного из основоположников «радикальной географии», лауреата Премии Вотрена Люда (1995), которую считают Нобелевской премией по географии. Книга представляет собой редкий пример не просто экономического, но политэкономического исследования оснований и особенностей городского развития. И хотя автор опирается на анализ процессов, имевших место в США и Западной Европе в 1960–1970-х годах XX века, его наблюдения полувековой давности более чем актуальны для ситуации сегодняшней России. Работы Харви, тесно связанные с идеями левых интеллектуалов (прежде всего французских) середины 1960-х, сильнейшим образом повлияли на англосаксонскую традицию исследования города в XX веке.

Дэвид Харви

Обществознание, социология
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна
Не-места. Введение в антропологию гипермодерна

Работа Марка Оже принадлежит к известной в социальной философии и антропологии традиции, посвященной поиску взаимосвязей между физическим, символическим и социальным пространствами. Автор пытается переосмыслить ее в контексте не просто вызовов XX века, но эпохи, которую он именует «гипермодерном». Гипермодерн для Оже характеризуется чрезмерной избыточностью времени и пространств и особыми коллизиями личности, переживающей серьезные трансформации. Поднимаемые автором вопросы не только остроактуальны, но и способны обнажить новые пласты смыслов – интуитивно знакомые, но давно не замечаемые, позволяющие лучше понять стремительно меняющийся мир гипермодерна. Марк Оже – директор по научной работе (directeur d'études) в Высшей школе социальных наук, которой он руководил с 1985 по 1995 год.

Марк Оже

Культурология / Философия / Образование и наука
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку
Градостроительная политика в CCCР (1917–1929). От города-сада к ведомственному рабочему поселку

Город-сад – романтизированная картина западного образа жизни в пригородных поселках с живописными улочками и рядами утопающих в зелени коттеджей с ухоженными фасадами, рядом с полями и заливными лугами. На фоне советской действительности – бараков или двухэтажных деревянных полусгнивших построек 1930-х годов, хрущевских монотонных индустриально-панельных пятиэтажек 1950–1960-х годов – этот образ, почти запретный в советский период, будил фантазию и порождал мечты. Почему в СССР с началом индустриализации столь популярная до этого идея города-сада была официально отвергнута? Почему пришедшая ей на смену доктрина советского рабочего поселка практически оказалась воплощенной в вид барачных коммуналок для 85 % населения, точно таких же коммуналок в двухэтажных деревянных домах для 10–12 % руководящих работников среднего уровня, трудившихся на градообразующих предприятиях, крохотных обособленных коттеджных поселочков, охраняемых НКВД, для узкого круга партийно-советской элиты? Почему советская градостроительная политика, вместо того чтобы обеспечивать комфорт повседневной жизни строителей коммунизма, использовалась как средство компактного расселения трудо-бытовых коллективов? А жилище оказалось превращенным в инструмент управления людьми – в рычаг установления репрессивного социального и политического порядка? Ответы на эти и многие другие вопросы читатель найдет в этой книге.

Марк Григорьевич Меерович

Скульптура и архитектура

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Азбука аналитики
Азбука аналитики

В издании рассматривается широкий спектр вопросов, связанных с методологией, организацией и технологиями современной аналитической работы. Показаны возможности использования аналитического инструментария для исследования социально-политических и экономических процессов, организации эффективного функционирования и развития систем управления предприятиями и учреждениями, совершенствования процессов принятия управленческих решений в сфере государственного и муниципального управления. Раскрывается сущность системного анализа и решения проблем, приведены примеры успешной прикладной аналитической работы.Издание будет полезно как для профессиональных управленцев государственного и корпоративного сектора, так и для лиц, желающих освоить теоретические основы и практику аналитической работы.

Юрий Васильевич Курносов

Обществознание, социология
Грамматика порядка
Грамматика порядка

Книга социолога Александра Бикбова – это результат многолетнего изучения автором российского и советского общества, а также фундаментальное введение в историческую социологию понятий. Анализ масштабных социальных изменений соединяется здесь с детальным исследованием связей между понятиями из публичного словаря разных периодов. Автор проясняет устройство российского общества последних 20 лет, социальные взаимодействия и борьбу, которые разворачиваются вокруг понятий «средний класс», «демократия», «российская наука», «русская нация». Читатель также получает возможность ознакомиться с революционным научным подходом к изучению советского периода, воссоздающим неочевидные обстоятельства социальной и политической истории понятий «научно-технический прогресс», «всесторонне развитая личность», «социалистический гуманизм», «социальная проблема». Редкое в российских исследованиях внимание уделено роли академической экспертизы в придании смысла политическому режиму.Исследование охватывает время от эпохи общественного подъема последней трети XIX в. до митингов протеста, начавшихся в 2011 г. Раскрытие сходств и различий в российской и европейской (прежде всего французской) социальной истории придает исследованию особую иллюстративность и глубину. Книгу отличают теоретическая новизна, нетривиальные исследовательские приемы, ясность изложения и блестящая систематизация автором обширного фактического материала. Она встретит несомненный интерес у социологов и историков России и СССР, социальных лингвистов, философов, студентов и аспирантов, изучающих российское общество, а также у широкого круга образованных и критически мыслящих читателей.

Александр Тахирович Бикбов

Обществознание, социология