Северные гости Льва Толстого: встречи в жизни и творчестве

Секретарь Валентин Булгаков ознакомил гостя с распорядком дня Толстого. Он встает в восемь утра, пьет немного кофе, гуляет до десяти, работает до двух, после чего обедает. Потом два часа ездит верхом или гуляет. Ужин подают в пять, после чего час спит и снова садится за письменный стол. Занимает время и чтение писем (тридцать-сорок ежедневно) и рукописей, которые присылают молодые писатели. Вечером Толстой играет на рояле или в шахматы, потом вечерний чай, в одиннадцать отход ко сну. В настоящее время Толстой заканчивал работу над книгой под названием «Детская мудрость»520: «В книге доказывается, что дети, благодаря их природной невинности, понимают всё лучше взрослых, а также затрагиваются вопросы политики, морали, традиций и т. д.». Во время работы Толстой часто беседовал с детьми из всей округи.

Сейчас Толстой читал «Мертвые души» – книгу, которая его очень веселила. А вот убедить Толстого перечитать Ибсена Булгакову не удалось. Сам же он ценил Ибсена высоко.

От Маковицкого Левин узнал о состоянии здоровья Толстого: «У Толстого в целом настольно крепкое телосложение и настолько здоровый и осторожный образ жизни, что он проживет еще много лет, если не случится ничего непредвиденного. Духом он поразительно силен и молод. Он прекрасно видит без очков, а его слух такой же острый, как в юности».

Толстой без проблем ездил верхом: «Хуже всего, что восьмидесятидвухлетний человек ничего не боится и готов сломать шею. Ни на секунду не задумываясь, он прыгает на лошади через канавы и берет всякие препятствия. Впрочем, во время этих конных прогулок его разум как никогда ярок и свеж, и, пока не случилось никаких неприятностей, они приносят ему только благо»521.

Вместо обещанной курицы на ужин подали рыбу. В остальном на столе снова стояли вегетарианские блюда. Теперь Толстой много говорил, рассказывал о письмах, полученных от одного японца и двух анархистов. Левин рассказал ему, что в Норвегии нет крупных помещиков и сверхбогатых капиталистов, поскольку собственность ограничена законами. Толстой вдруг вспомнил, что в соседнем имении приобрели норвежскую фьордскую лошадь. Левин пожалел животное, поскольку знал, как русские обычно обращаются с лошадьми. В Норвегии есть общества защиты прав животных, сообщил он Толстому. Бьёрнстьерне Бьёрнсон тоже считает важным защищать права животных. Однажды он потребовал убрать картинку, на которой изображалась лиса, попавшая в капкан. В другой раз он прочел в газете о крестьянине, который увидел плывущего лося и забил его топором. Бьёрнсон с возмущением отреагировал на публикацию, и крестьянину пришлось заплатить штраф 300 крон. В работе обществ защиты прав животных также активно участвуют дети. А как с вегетарианцами, есть ли они в Норвегии? Есть, ответил Левин, но пока их не слишком много. Толстой выразил сожаление и сказал, что «вегетарианцы – это лучшие защитники животных, потому что они их не убивают».

Безудержность, с которой Левин восхвалял все норвежское и критиковал все русское, заставила Толстого воскликнуть с намеком на насмешку: «Кажется, вы прибыли из рая, у вас настоящий рай…»522

После ужина Толстой вернулся к работе. Но потом он непременно должен пообщаться с Левиным лично. Булгаков подготовил гостя к разговору: Толстой хочет, чтобы к нему относились так же, как ко всем другим, поэтому надо вести себя совершенно естественно, то есть просто быть собой.

За чаем Толстой с задором и юмором рассказывал, как дети коверкают язык. Упомянул и о работе: «Сегодня я не могу больше писать, поскольку у меня нет желания работать, а если его нет, то и писать нечего. Когда я не настроен, я пишу хуже уездного писаря. А когда настроен, я как будто вытряхиваю слова из себя прямо на бумагу».

Левина попросили рассказать о его тщетной попытке добиться присуждения Толстому премии мира и об отмененном конгрессе в Стокгольме. Причину отмены Левин объяснял однозначно: боялись присутствия Толстого на конференции. Складывалось впечатление, что рассказ Левина Толстому нравится, но внезапно он воскликнул: «Когда это относится только ко мне, это хорошо и верно, но когда других сажают в тюрьму за распространение моих книг, это несправедливо и постыдно. И то, что меня лишили секретаря Гусева, отправив его бог знает куда и почему, – горько, и возмутительно»523.

Далее Толстой снова заговорил о Норвегии и норвежцах. Речь зашла о литературе, Ибсене, Бьёрнстьерне Бьёрнсоне и Гамсуне. Левин сообщил, что и в Норвегии есть желающие стать последователями Толстого. Две сестры из местности Сандвика под Кристианией отвернулись от общества и в духе Толстого занялись сельским хозяйством на собственной земле. Толстой быстро добавил: «Недавно у нас в гостях была одна английская дама, которая так же поступила»524.