Согласно жизнепониманию Толстого, мир можно улучшить только тем, что каждый откажется от применения насилия и от подчинения власть имущим. Это условие касается не только улучшения мира, но и улучшения каждого из нас.
В рамках этого жизнепонимания цель совпадает со средствами, которые эта цель предполагает. Использовать милость церкви, служить в армии, в полиции, тюремным надзирателем, участвовать в борьбе политических партий за власть, бросать бомбы – подобные попытки улучшения мира отрицательно влияют на божественную любовь человека к миру, то есть к людям, независимо от их веры, национальности, расы, чувства дружбы или уровня развития. Но одновременно с тем, что отказ от всякого насилия безусловно улучшает мир, он также дает человеку возможность наполниться божественной любовью, тем самым вознося его к сферам вечности.
И именно так как цель и средство, то есть всеобщее счастье и этическое развитие индивида, совпадают, то это жизнепонимание и есть религия540
.В сравнении с великими перспективами и общемировыми целями, финский вопрос, разумеется, был пустяком, недостойным упоминания.
Русский перевод своей поздравительной статьи Ярнефельт отправил Толстому в письме. Толстой нашел, что текст следует опубликовать и в России, что, возможно, и было сделано541
. Целиком статья Ярнефельта вышла на русском лишь в 1921 году, когда «Общество истинной свободы в память Л. Н. Толстого» опубликовало «Мое пробуждение» Ярнефельта с предисловием преданного толстовца Константина Шохор-Троцкого (1892–1937). Помимо «Моего пробуждения» и статьи Ярнефельта о Толстом, издание включало в себя и письма Толстого Ярнефельту. Книга увидела свет в не самое удачное время и осталась незамеченной.Вторая и последняя встреча Ярнефельта с Толстым произошла в марте 1910 года. Как и в 1899‐м, Ярнефельт приехал не только по личным делам, но и по поручению соотечественников. Обеспокоенные слухами о включении Выборгской области в состав Петербургской губернии, члены парламентской фракции Младофинской партии попросили Ярнефельта обратиться за поддержкой к Толстому, желательно при личной встрече542
.Ярнефельт поехал не один, а с детьми – Ээро (1888–1970) и Лийсой (1893–1978)543
. В Петербурге они сначала вместе с Чертковым нанесли визит его матери Елизавете Ивановне, которая в свое время была придворной дамой императрицы Марии Федоровны. Здесь все дышало аристократичностью: хозяйка, дом, обстановка, слуги, еда. Иная картина наблюдалась в Крекшино, имении Черткова в сорока милях к юго-западу от Москвы, куда они отправились потом. Тут все собирались за одним столом – хозяйская чета и гости, слуги и садовники, работники и служанки. Подобного равенства Лийса, дочь Ярнефельта, не встречала даже в Финляндии. Один из гостей, бледный молодой человек, участвовал в дискуссии лишь тем, что время от времени повторял единственное слово – «мир»544.Из Москвы Ярнефельты отправились ночным поездом в Тулу, куда прибыли 21 марта. На станции Ясенки их встретил секретарь Толстого Валентин Булгаков, «молодой, бородатый сибирско-русский студент и пламенный толстовец»545
. Разместились в Телятниках, где за хозяина был молодой Дмитрий Чертков, поскольку отцу после многолетней английской ссылки еще не дали разрешения находиться рядом с Толстым. Гостей Толстого поселили в трехэтажном доме; небольшой дворовой флигель был пристанищем для студентов и крестьян, разделявших мировоззрение Толстого.